на Screepy.ru

Молодая женщина отбывала пожизненное заключение в тюрьме за убийство. Несмотря на кажущуюся безвыходность своего положения, она решила, что не проведёт всю жизнь за решёткой, и начала замышлять план побега из тюрьмы.

Для начала она подружилась с одним из тюремщиков. Его задачей было хоронить заключённых на кладбище, которое располагалось неподалёку от тюрьмы. Если умирал заключённый, этот тюремщик звонил в колокол, чтобы все заключённые в тюрьме узнали о смерти одного из них, затем клал тело заключённого в гроб. Заполнив в тюремном офисе полагающиеся в таких случаях бумаги, он возвращался, перевозил гроб в своей машине на кладбище, где закапывал его.

Узнав об этом, женщина разработала хитрый план побега и поделилась им со своим новым другом. В следующий раз, когда зазвонит колокол, она тут же проберётся в комнату, где хранятся гробы, и залезет в гроб с трупом, когда тюремщик будет заполнять бумаги в офисе. Когда он вернётся, он вывезет за пределы тюрьмы гроб с женщиной и трупом внутри и закопает гроб (выпустить женщину из гроба сразу он не мог, так как во время захоронения тюремщика всегда сопровождали помощники). Женщина знала, что в просторном гробу хватит воздуха, чтобы дождаться, когда тем вечером под покровом темноты тюремщик вернётся на кладбище, чтобы выкопать гроб и выпустить её на волю.

Тюремщик долго не соглашался на это, но женщина была настойчива, и в конце концов он согласился сделать это. Женщине пришлось ждать несколько недель смерти кого-то из заключённых.

Наконец, однажды после обеда она услышала колокольный звон. Выждав некоторое время, женщина направилась в темную комнату, где хранились гробы. Стараясь не шуметь, она прошла к гробу, где лежало мёртвое тело, осторожно залезла в гроб и сама закрыла крышку.

Вскоре она услышала шаги. Раздался стук молотка, вгоняющего гвозди в крышку гроба. Хотя женщине было очень неуютно в гробу рядом с мёртвым телом, она понимала, что с каждым вбитым гвоздём она на шаг приближается к свободе, и ради этого была готова терпеть всё.

Гроб погрузили на катафалк и доставили на кладбище. Она с замиранием сердца чувствовала, как гроб опускают в землю, но не издала ни звука, даже когда на крышку сверху стали падать комки земли. Теперь её свобода была лишь вопросом времени.

Вскоре женщине смертельно надоело лежать в темноте и тишине, и она решила зажечь прихваченную с собой спичку (только на мгновение — нельзя было тратить зря драгоценный воздух), чтобы узнать, кто же из заключённых умер. Чиркнув спичкой, она поднесла её к лицу трупа. Рядом с ней лежал её друг-тюремщик… Читать полностью…

Сегодня ночью я ходил в кино один, на фильм ужасов про зомби, ибо делать было совершенно нечего. Купил пачку чипсов и колу, уселся в кресло. Кинозал был почти пустой, только небольшая компания на первых рядах плюс пожилой мужичок, сидящий справа от меня через три кресла, и полный парень в соседнем ряду прямо перед ним.

Началась заставка фильма, свет погас, и я начал хрустеть чипсами. Фильм начался, но буквально на первых минутах меня начал раздражать толстяк, сидящий перед стариком: он дико смеялся над каждой страшной сценой. Минут через десять старик, положив руку ему на плечо, сказал: «Простите, вы мне очень мешаете своим смехом, не могли бы вы потише?» — на что получил отказ в грубой форме. Я хотел было вступиться, но потом, оценив свои габариты и размеры толстого парня, передумал.

Прошло еще минут пятнадцать. Я сидел, смотрел фильм, который, кстати, был довольно жутковат, и вдруг обратил внимание, что перестал звучать раздражающий смех толстяка. Посмотрел в сторону грубияна — тот спал, завалив голову на спинку кресла. «Ну, наконец-то! Это лучшее твое решение, дружище!» — мысленно обратился я к нему и, устроившись поудобнее, продолжил хрустеть чипсами.

Вскоре мой взгляд снова случайно упал на толстяка. Тот лежал так же неподвижно. И тут я обратил внимание на какую-то лужу, растекающуюся под ним. Меня передернуло. Вытянув голову в его сторону, я начал вглядываться. На экране как раз появилась яркая картинка, и в зале стало светлее. Все стало видно отчетливо: шея жирдяя была глубоко перерезана с задней стороны, и с нее по спинке кресла стекала кровь.

В этот момент на экране, как всегда, внезапно появился зомби, и я, заорав как сумасшедший, подпрыгнул на кресле. На плечо мягко легла чья-то рука.

— Простите, вы мне очень мешаете своим хрустом и криком. Не могли бы вы потише? — услышал я. Читать полностью…

Я живу на севере. Провинциальный городок, находящийся почти за полярным кругом. Мы с отцом переехали сюда четырнадцать лет назад, сразу после смерти матери. Отец — кадровый офицер, и назначение на новое место службы он принял беспрекословно. Я же был совсем маленьким, и поэтому совсем ничего не помню о жизни до переезда, словно всю жизнь прожил именно здесь.

Итак, как я уже упоминал, город находится едва ли не за полярным кругом. Очень короткое, по-северному суровое лето, девять месяцев зимы, и снег, снег везде. И тишина — вот что въелось в мозг особенно сильно. Почти каждый день я выходил на прогулку и наслаждался этими странными ощущениями — тишина, чуть кисловатый запах свежего снега, почти безлюдные улицы и стойкое чувство какой-то иррациональной грусти.

Отец служил в части связи. «Важный стратегический узел», необходимый для правильной проводки наших подлодок в студеных водах Ледовитого океана. Океан, кстати, не так далеко, километрах в десяти на север, вот только делать там совершенно нечего. Берег безжизнен и уныл, только редкие гагары иногда тоскливо кричат где-то вдалеке. Я спокойно жил, ходил в школу, заводил друзей, врагов, встречался с девочками. Ближе всего я познакомился с пареньком по имени Захар. Мы сошлись благодаря общему интересу — страстью к изучению всяких паранормальных явлений. В воинской части была довольно неплохая библиотека, солдаты туда почти не ходили, а вот мне были рады, как хоть какому-то посетителю. После школы я бегом устремлялся на второй этаж невысокого кирпичного здания, бросал портфель на пол и буквально с ушами уходил в чтение. Старые, пожелтевшие от времени советские газеты, в которых рассказывалось о странных необъяснимых случаях в тайге, о тайне гибели экипажа Леваневского, о разных дальних африканских странах (когда был маленьким, не мог понять — как это, страна, в которой никогда не идет снег) и прочие интересности. Потом я брал с собой самые лучшие материалы и тащил домой к Захару. Мы сидели, укутавшись в теплые синие солдатские одеяла, и блуждали по закоулкам Интернета — редкое удовольствие для наших мест, очень медленная и «глючная» связь, когда одна картинка, например, грузится по пятнадцать минут. В итоге к своим семнадцати годам мы уже прекрасно знали всё о повадках оборотней, о вызове духов, о таинственных антарктических нингенах и прочих неопознанных вещах. Вот только знание знанием, а на практике ничего подобного не встречалось. Вообще ничего интересного. Вы не представляете, насколько скучна жизнь в таких оторванных от основной части страны местах. Из всех развлечений — кинотеатр на двести мест, невероятно медленный интернет, да еще, пожалуй, гуляния вокруг новогодней ёлки. И всё. «Блин, ну случилось бы хоть что-нибудь неординарное», — думал я, сидя по вечерам около окна, поглаживая кота, и глядя в холодное звездное небо.

* * *

И вот однажды я сидел в каптерке. Отец пил чай и разговаривал с однополчанином. Попутно он что-то чертил на топографической карте. Минут через десять он отложил карту в сторону. От нечего делать я взял эту карту и принялся тщательно её изучать. И вот что интересно: в паре километров к югу от нашего города был обозначен новый, неизвестный мне населенный пункт. Небольшой, буквально девять-десять строений. На официальной карте города, висевшей в школе, его не было.

— Папа, а что это?

— А? — отец оторвался от разговора и посмотрел на карту. — А, это… Кажется, просто старый заброшенный военный городок. Много таких осталось после развала СССР, вон, сам посмотри.

И действительно, я заметил на карте еще несколько похожих точек, разбросанных вокруг города на приличной дистанции. Потом отец забыл об этом разговоре. Еще бы, дел невпроворот, да и к чему ему помнить о всех мелочах? А вот меня задело за живое: неисследованная новая территория! Хоть какое-то разнообразие в постылой повседневной жизни. Да ведь там может быть столько всего интересного, а может быть, удастся найти что-нибудь редкое — пустой магазин от АК-74, аптечку, да мало ли что! Короче, уже вечером я сидел у Захара дома и рассказывал о заброшенном поселке.

— Зашибись, — Захар явно был доволен. — Махнем на выходных?

— Да без вопросов.

* * *

Итак, наступила суббота. Я, Захар, Никита и Пашок собрали рюкзак с припасами — тушенка, чай, шоколад, хлеб — и на лыжах отправились на юг. По нашим расчетам, через час-другой мы должны были достичь места назначения. Шли быстро, практически летели. Потом, насколько я помнил, по карте надо было свернуть. Тут было посложнее, мы, матерясь, кое-как пробирались сквозь здоровенные сугробы. Наконец, заносы кончились, и мы очутились на окраине того самого южного городка. Выглядел он, конечно, эффектно. Внутренний двор, плац, занесенный снегом, вокруг — несколько трехэтажных зданий, одно из них с провалившейся внутрь крышей. Довольно опрятно выглядящих, кстати, видимо, покинули их относительно недавно. Пашок сразу же достал из кармана свой фотоаппарат и принялся кружить на лыжах, выбирая наиболее удачные ракурсы для съемки. Я с Никитой и Захаром пошел к одному из зданий. Надо же было проверить, вдруг там что-нибудь интересное. Внутри, естественно, не было ни души. Стандартная военная казарма. Я снял лыжи и пошел посмотреть, что там на втором этаже. Ничего интересного. Остовы коек, тумбочки пустые, окна надежно заколочены изнутри. На третьем этаже та же самая картина. Когда я спустился вниз, Захар проинформировал, что Никита пошел сфоткаться на фоне городка вместе с Пашкой. Мы решили проверить на предмет ценностей другие дома. «Вот мародеры, блин», — усмехался я про себя, проходя по плацу.

— Пацаны, вы там долго? — крикнул я Никите.

— Да нет, сейчас еще парочку кадров, и всё! Гляньте, какая тут беседка прикольная стоит! — Пашок всё не мог расстаться с фотоаппаратом. На беседку смотреть я не пошел. Ну что я, беседок не видел, в самом деле.

Второй дом также был обычной казармой, а вот третий сразу же привлек наше внимание, стоило только туда войти. Он был какой-то… более чистый, что ли. Не такой тронутый временем. Внутри пахло старостью — так пахнут, например, древние книги или раритетные вещи. И, кроме этого, был еще один, очень слабый аромат, но я никак не мог понять, какой именно. Что интересно, планировка здания отличалась от других. На первом этаже была лестница и дверь в общие помещения, и эта дверь была надежно закрыта на большой висячий замок.

— Серьезная штука, — Захар подергал замок.

— Чё, ломать будем? — полушутя предложил я.

— Да зачем, пошли лучше наверх, — друг махнул рукой. Мы поднялись по лестнице.

А вот тут мы остановились, как вкопанные. На койках были одеяла. И подушки. И выглядели они новенькими.

— Ни фига себе… Это что, тут кто-то живет? — спросил Захар. Я подошел к койке и пощупал одеяло. Да нет, вроде не такое уж и новое, ткань даже слегка подгнила. На синем казенном сукне налёт инея — его очень долго никто не трогал.

— Гляди, — Захар отогнул угол подушки. На ней выцветшими чернилами было написано: «Пол. пс. леч. 1956. Акт. текст. зав.». Маркировка, едва видная, круг, ромб и черные полоски.

— Пятьдесят шестой год, надо же.

Что-то не давало мне покоя. Захар, похоже, тоже взволновался, притом безо всякой видимой причины.

— Может, пойдем уже отсюда?

— Ладно, давай быстренько проверим третий этаж, и всё.

На третьем этаже была ровно такая же картина. Ряды двухъярусных коек, уходящие далеко вперед и теряющиеся во тьме — окна были добротно забиты большими кусками фанеры. Только тут вещи были еще старее — я прикоснулся к одеялу, и оно буквально расползлось у меня под рукой. Странный запах, до этого едва заметный, стал сильнее. Он явно шел откуда-то с конца общего коридора. Захар пожал плечами, но не сказал ничего. Мы двинулись вперед. По мере приближения аромат усиливался и усиливался, и я, наконец, его разобрал. Это был запах антисептика, как в больнице. Кроме того, явно слышалось капанье воды.

— Слушай, мне тут как-то не по себе. Может, все-таки вернемся назад? — Захар нервно потирал подбородок. — Ты не подумай, я не боюсь… но эти койки, странный запах, чистота… тебе не кажется, что тут есть кто-то, кроме нас?

— Может, бомжи живут? — предположил я и тут же понял, что сморозил глупость. Будь тут бомжи, обязательно развели бы где-нибудь костер. Койки, хотя и аккуратные, явно не использовались лет десять. Да и вообще, какой бомж поселится в заброшенном военном городке, где и пожрать-то нечего найти, да еще и холодно.

— Нет, тут что-то не то, — Захар осторожно заглянул внутрь дверного проема, откуда доносился аромат. Я заглянул следом. Обычный санузел, какой бывает в воинских частях. Ряд умывальников, проход к туалетам. Но сразу же бросалась в глаза чистота кафеля. Я дотронулся до белого квадратика, понюхал пальцы. Пахло антисептиком. Кафель кто-то чистил, притом недавно. Из крана прямо на пол капала вода. Зеркал не было — вместо них зияли неаккуратные черные дырки. Унитазы тоже отсутствовали — только глухие зевы труб. И тут я увидел на подоконнике странный белый комочек.

— Ого! — я аккуратно развернул его. Перчатки. Обычные белые хирургические перчатки. Влажные, гладкие на ощупь, холодные. Кончики пальцев заполнены замерзшей водой.

КЛАЦ! Я замер от ужаса. Резкий звук донесся откуда-то снизу.

— Это ты сделал? — Захар сдавленным шепотом спросил сзади. Я молча покачал головой. Мы замерли. Однако звук не повторился, только вода капала из крана: кап-кап-кап…

— Всё, уходим, — мы тихо вышли в коридор. Пока мы шли, меня не покидало жуткое чувство, что там, внизу, в тени забитых окон, среди лабиринта железных остовов, кто-то неслышно стоит и напряженно вслушивается. А потом так же неслышно крадется параллельно нам по коридору, и на лестнице мы встретимся лицом к лицу. Но на лестнице никого не было. Как, впрочем, и на улице. Мы быстренько надели лыжи.

— Эй, пацаны, всё! — я крикнул слегка неуверенным голосом. Нет ответа.

— Пацаны-ы-ы! — никто не отзывался. И вот тут нам стало страшно.

— Эй, да хватит вам! Не смешно уже!

Тишина. Белый снег искрился на плацу.

— Пошли по следу от лыж, найдем их, — Захар подкинул хорошую идею. Действительно, след был очень хорошо виден. Так, они поехали направо, завернули за дом, ага, вот беседка, а дальше… А дальше след обрывался, потому что весь снег за беседкой был разворошен. Но не это привлекло мое внимание.

— Ой, б**… — выдохнул Захар. Снег был красный. Рядом с разбитым фотоаппаратом лежали сломанные лыжи, притом сломанные сразу в нескольких местах, целенаправленно. Не веря своим глазам, я подошел к фотоаппарату. Машинально его поднял. Не только экран был разбит — пленка внутри отсутствовала, крышечка буквально вырвана с мясом.

— ПОМОГИТЕ! — крик разорвал тишину. Кричал Никита. Я обернулся и увидел, как он выбегает к нам из-за угла дальнего здания. Он бежал без лыж, спотыкаясь и увязая в снегу, а на лицо его было страшно смотреть: жуткая рубленая рана, щека свисала, обнажая белую кость. Сам Никита, казалось, совсем не чувствовал боли. Был ли это шок, не знаю. Вот у нас с Захаром шок точно был. Мы стояли, как вкопанные, и смотрели, как Никита приближается.

— Захар! Семен! Пацаны! Помогите! Тут…

Раздался сухой щелчок. Никиту бросило вперед, он неуверенно сделал шаг и остановился. Я запоздало понял, что это был выстрел, а потом раздался еще один щелчок, и парень упал навзничь.

— Бежим! Скорее! — я, на секунду оправившись от ужаса, схватил Захара за рукав. Мы, не оглядываясь, рванули напрямик через лес. Пот заливал глаза, сердце стучало так, словно вот-вот готово было вырваться из груди, горло пересохло.

— Пацаны! Куда? Помогите! — раздавались крики, а потом резко затихли, оборвавшись на полуслове. Мы гнали, как бешеные, даже вырвавшись на дорогу. Пришли в себя уже на подходе к городу.

* * *

После того, как мы добрались до окраин города, Захар молча пошел к себе. Я же, чтобы успокоиться, направился в заводскую столовую, купил горячий обед, да так с ним и просидел, даже не притронувшись к еде, часа три. Домой я пришел поздно, к счастью, отец все еще был в гарнизоне. Я, не раздеваясь, рухнул на кровать. Сон, естественно, не шел. Господи, да что же это получается? Пашок пропал, судя по кровавому снегу и фотоаппарату, ничего хорошего с ним не случилось. Никиту расстреляли прямо у нас на глазах — а мы, вместо того, чтобы остаться и помочь, свалили поскорее, дрожа от страха. Глубоко внутри я понимал, что ничем мы помочь бы не смогли, но поганое ощущение от этого не пропадало. Ладно. Заброшенный военный пост — а заброшенный ли? С другой стороны, отец в курсе всех местных новостей, касающихся армии, и он никогда не упоминал ни о каких военных, расквартированных на юге. К тому же обеспечение солдат едой, необходимыми припасами — к городку давно бы протоптали колею. А тут — полная заброшенность, даже крышу не починили. Значит, не военные. Но кто? Черт, что же сказать родителям Никиты и Пашки? А ведь нас с Захаром вполне могли засечь. И запомнить. Я всё еще лежал на кровати, когда пришел отец. Он сбросил бушлат, повесил его в прихожей и ушел на кухню, очевидно, поужинал еще в части. Я, нерешительно ломая пальцы, встал и пошел к нему.

— Слушай, папа…

— Да, боец? — пошутил он и взъерошил мне волосы рукой. — А чего это ты в куртке?

— Да ничего, сейчас переоденусь. Вот ты помнишь военный городок на карте, на юге?

— Нет, — наморщил лоб отец. — Какой еще городок?

— Ну как? Я в среду, когда в каптерке сидел, на карте его нашел.

— Ты что-то путаешь, сынок. Нет у нас на юге никаких военных городков, и не было никогда, — папа аккуратно нарезал помидоры в салат. У меня внутри что-то похолодело.

— Но я же на карте… Да как…

— Да вон, у меня в бушлате карту поищи, посмотрим. Может, я что-то путаю, но на юге… Нету там ничего, сплошной лес.

Я вышел в прихожую. Руки тряслись. Как это нет ничего? Где же мы тогда были? Как мы туда добрались, если не по маршруту, который я запомнил? Куда делись мои друзья? Я достал из кармана бушлата аккуратно сложенную вчетверо топографическую карту и, щурясь от света, принес ее на кухню. Расстелил на столе.

— Ну, где там твой город-призрак? — несерьезно спросил отец. Я ошеломленно молчал. На карте никаких знаков, указывающих на поселение, не было. Может, не та карта? Но нет, вот карандашные линии, которые отец чертил при мне. Но…

— Давай уже спать ложись, время позднее, — с этими словами отец, держа в руках миску с салатом, прошел к себе в комнату. Я посидел еще чуть-чуть на кухне, потом на ватных ногах вернулся к себе и кое-как заснул.

* * *

Наутро ко мне пришел мрачный Захар.

— Ну что? — спросил он сразу с порога. — Рассказал отцу?

Я в общих чертах поведал ему о том, что узнал. Захар молчал и кусал губу.

— То есть как это нет? Просто пустое место? — он явно хотел что-то сказать, но пока сдерживался.

— Да, лес.

Тут Захара прорвало. Он говорил быстро, сбивчиво:

— Я себя последней тварью чувствую. Бросили ребят, сбежали. Не знаю, как ты, а я туда пойду. Пойду и найду их, чего бы это не стоило. Ты со мной?

Я замешкался, и Захар это заметил.

— Как хочешь. Я пошел.

С этими словами он выскочил за дверь. Я запоздало бросился за ним, крича: «Стой! Подожди меня!», но друг уже исчез из виду. Я пробежал по улице, надеясь хотя бы понять, в какую сторону он направился, но быстро запыхался и замерз — я был в тапочках и без куртки. Пришлось вернуться домой. По пути я заметил, что за мной очень внимательно наблюдает молодой парень, до этого бесцельно ошивавшийся около витрины магазина. Он, заложив руки в карманы, смотрел на меня с какой-то хитрой полуухмылкой. Потом зашел в магазин и больше оттуда не выходил. На стене магазина было странное граффити: круг и заштрихованный ромб.

* * *

Ночью в окно кто-то постучал. Я, услышав стук сквозь сон, сначала не обратил на это внимания. Ну стук, ну подумаешь, мало ли, кто-то решил похулиганить. Секундой позже, вспомнив, что я живу на третьем этаже, а никаких высоких деревьев рядом не растет, я уже лежал в холодном поту, боясь пошевелиться. Опять тихий стук, потом скрип чего-то по стеклу. Смотреть на окно было попросту страшно, мало ли кто — или что — сейчас смотрит, довольный, упивается моим страхом. Я нашел в себе силы встать и повернуться лицом к окну — но тут гулко звякнула оконная рама, раздался звук прыжка и тихие удаляющиеся шаги. Совладав с нервной дрожью, я включил свет и осмотрел окно. Снег на внешнем подоконнике был разворошен. Внизу, на оконных решетках второго этажа, снега не было вообще, а под окнами сугробы довольно-таки сильно примяты. Я позвал отца, но он крепко спал. После того, как я титаническими усилиями его разбудил, отец, зевая, подошел к окну, посмотрел, сказал, что, наверное, кто-то из моих друзей неудачно решил меня попугать, и пошел спать дальше. Тогда я попытался заснуть сам. Настенные часы громко тикали. Мурчал кот. Слышно было каждый шорох. Потихоньку звуки заглушались, сон приходил… как вдруг — едва слышный хруст снега под окнами. Я замер и затаил дыхание. Шорох ткани. Лязг решетки, потом громкий шлепок. Опять легкий хруст снега, потом тишина. Больше этой ночью я не спал.

* * *

Наутро я обнаружил на внешнем подоконнике конверт. Обычный такой почтовый конверт. А внутри — как в рассказе про Шерлока Холмса — ухо. Человеческое ухо, слегка пожелтевшее и пересыпанное крупной кормовой солью. Запекшаяся кровь на месте отреза. Судя по размеру — ухо человека примерно моего возраста. Судя по запекшейся крови — в момент ампутации еще живого. Я быстрыми шагами направился в ванную. Склонился над раковиной. Меня обильно вырвало.

* * *

В отделении милиции меня сразу же пропустили к полковнику, стоило только показать конверт со страшной находкой. Полковник, мужик лет пятидесяти, крепкий, без седины, пил крепкий чай и внимательно слушал мой несколько бессвязный рассказ.

— Значит, говоришь, на юге? Примерно три-четыре километра? Но там же ничего нет.

— Господи, но ведь куда-то они пропали! Не может быть такого, чтобы… нет, ну ведь…

— Дай-ка сюда, — он взял конверт с ухом, аккуратно засунул его в карман. — Подожди, я сейчас вернусь. Попей пока чаю, — он налил ароматную жидкость из термоса, протянул мне кружку, и вышел из комнаты. Я сидел в одиночестве, тупо пялясь на стену. Здорово. Просто класс. Хотел чего-нибудь паранормального — получите, распишитесь. Несуществующий объект. Пропажа трех друзей. Странный ночной гость. Посылочка от него же. Просто прелестно. Я подул на горячий чай, поднес было кружку к губам, но потом поставил ее на стол и задумался. Как мог человек влезть на решетку второго этажа, ночью, да еще абсолютно незаметно для владельцев квартиры? Тут я заметил, что полковник, уходя, забыл на столе листок бумаги и ручку — он что-то писал во время моего рассказа. Любопытство оказалось сильнее чувства тактичности, и я посмотрел. Обычные каракули, которые частенько чертят чисто машинально. В углу бумажки начерчен странный символ — круг, в который вписан ромбик, заштрихованный наискось слева направо. Такой же символ нарисован на полях. Раздались шаги. Я быстро вернул бумажку на место и сделал вид, будто занимаюсь своими делами. Вошел полковник.

— Можешь не беспокоиться, — сказал он. — Это не настоящее ухо.

— Чего??? — я не мог поверить своим ушам.

— Я показал ухо экспертам. Это обычная гуттаперчевая подделка, просто очень высокого качества. Твои друзья просто решили тебя разыграть, и, наверное, сейчас прячутся у кого-нибудь из них дома.

— Но… выстрелы, а кровь на снегу? А рана на голове?

— Петарды, клюквенный сок — мало ли способов. У страха глаза велики, — полковник положил конверт и начал копаться в шкафу, доставая кипы бумажных дел. — Ты пей чай, пей. Потом отдохнешь, придешь в себя, вы еще вместе над этим смеяться будете.

Голова шла кругом. Розыгрыш? Всего лишь розыгрыш? Признаюсь, некоторые вещи были нелогичны. Но Захар был так расстроен и серьезен… С другой стороны, он мог просто очень хорошо играть свою роль. Ну конечно, он же знает мою слабость ко всему неопознанному и странному… Я облегченно вздохнул. По крайней мере, закончилось все хорошо. Но… что-то все равно не давало мне покоя. Что-то-то-то-то… Полковник выкладывал папки, изредка посматривая на меня. Точнее… мимо меня. На кружку с чаем. Я поднес чашку к губам. Внутри, вытесняя появившееся было чувство облегчения, все сильнее нарастала острая тревога. Полковник теперь вообще не мигал, СМОТРЕЛ на меня, ловил взглядом каждое движение руки. Я медленно поставил чашку обратно на стол. Откуда в обычном отделении милиции взяться экспертам? Как можно определить за одну минуту подделку? Где я раньше видел этот символ? И главное — почему чай мне, в отличии от себя, он налил из отдельного термоса?

— Извините, а где здесь туалет? — я сделал вид, что ничего не заподозрил.

— По коридору прямо, потом налево. Ты поторопись, надо еще потом протокол заполнить.

— Да, да, я быстро… — я вышел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. Какой протокол, если всё это — «розыгрыш»? Я, пытаясь сохранять уверенный вид, прошел по коридору, но свернул не налево, а направо, прошел мимо скучающего дежурного и вышел на улицу. Обернулся, убедившись, что за мной никто не следит, и бегом припустил по направлению к воинской части. Единственный человек, которому я могу полностью доверять — отец. И надо же такому случиться — по дороге как раз ехала машина Петра Алексеевича — старого папиного знакомого, продавца.

— Петр Алексеевич, стойте! — я замахал руками и выбежал на проезжую часть. Слава богу, он успел вовремя затормозить.

— Семён, да ты что? Я ж тебя чуть не сбил! — Петр Алексеевич вылез из машины и поспешил ко мне. — Ты с ума сошел? Всё в порядке, цел?

— Да цел, цел, отвезите меня скорее к отцу!

— Ну, садись. Странно, к чему такая спешка? Ты из-за этого на дорогу выскочил, что ли?

— Я вам потом все объясню, давайте скорее?

* * *

— Алло? Андрюха, ты? Да, здорово, слушай, тут твой сын очень хочет тебя видеть. Нет, не говорит, хочет сам тебе сказать. Нет, не знаю. А, ясно. Бывай, — Петр Алексеевич опустил руку с мобильным телефоном. — Твой отец сейчас сильно занят, освободится где-то через полчаса. Давай пока ко мне заедешь, дома подождешь.

— Давайте, — я с радостью согласился. Хоть где-то я буду в безопасности. Машина затормозила напротив небольшого частного одноэтажного домика. Мы прошли внутрь. Дом у Петра Алексеевича был не ахти какой богатый, но все же уютный. Вскоре мы сидели за деревянным столиком и пили чай — нормальный чай — с вареньем.

— Ну так что ты там от папы хотел? Суетишься тут, отрываешь его от работы, — Петр Алексеевич намазывал вареньем здоровый ломоть белого хлеба.

— Да так, там ерунда одна.

— Ничего себе, ерунда, под колеса бросаться из-за нее… — тут зазвонил телефон. — Я сейчас, отвечу.

Петр Алексеевич пошел в гостиную, а я, держа в руке хлеб, сидел и аккуратно слизывал подтекающее варенье.

— Алло! — Петр Алексеевич разговаривал по телефону. — Да, здравствуйте. Да, знаю. Эм… ну да. Подождите минутку.

Он встал и направился к двери. Я услышал щелчок, запиралась входная дверь. А потом… еще один щелчок — дополнительный замок, ключом. Опять шаги, обратно в гостиную.

— Да, закрыл. Здесь он. Ага. Ага. Нет. Понял, все сделаю. Слушайте, а…

Я попятился к окну. По пути схватил со стола первый попавшийся предмет — сахарницу. Она едва заметно пахла антисептиком.

— Эй, Семён! — Петр Алексеевич громко крикнул из гостиной. — Ты там всё не съедай, я сейчас приду!

В коридоре мелькнула его тень. Я вскочил на подоконник, ногой разбил стекло и выпрыгнул наружу.

* * *

Я, задыхаясь, бежал домой. Очень болела рука — порезал осколком стекла, когда прыгал, еще один осколок помельче застрял прямо в плече. Я выдернул его, бросил на снег. Сразу потекла кровь. Люди на улице начали останавливаться и смотреть, но мне было все равно — я добежал до дома и, не чувствуя усталости, буквально влетел к себе в квартиру. Отца еще не было дома. Я подбежал к шкафу. Черт, где тут у нас аптечка… Ага, вот она. Я аккуратно, как мог, обработал рану перекисью водорода и перевязал ее. Потом пошел в комнату отца — нужно было срочно с ним связаться, телефон казался единственным возможным способом. Прежде чем схватить телефонную трубку, я заметил, что письменный стол, до того всегда закрытый на ключ, сегодня был открыт. Я заглянул внутрь. Ага, понятно, почему отец держал содержимое стола в тайне от меня — пистолет Макарова, видимо, личное табельное оружие. Так, а это что? Я достал блокнот из стола, открыл на первой странице. «3.4 Ю-В. 01. 4.4.16 С-В. Апр. 98» «Орбитокласт. 11 шт. Май 98», «3.4 Ю-В. Нов. Май 98», «Орб. 14. Н-ч. в/ч 23841. Окт.». И символ. Круг, с ромбом внутри. Закрашенный черточками слева направо. Я, словно робот, машинально запихнул себе за пазуху блокнот. Вытащил из ящика стола пистолет. Проверил — обойма на месте. В магазине все патроны, пистолет на предохранителе. В ящике был запасной магазин, его я тоже взял. Все эмоции куда-то улетучились. Вот мой старый надежный рюкзак. Я положил туда запасной магазин, взял с кухни упаковку галет и банку тушенки — всё остальное было скоропортящимся. Небольшой топорик для рубки мяса. Швейцарский нож. Взял ноутбук со стола, вроде полностью заряжен. И тут, как гром среди ясного неба, раздался щелчок ключей, проворачиваемых в замочной скважине. Отец вернулся.

— Сёма! Сынок, ты уже дома? Мне звонил Петруха, он… — отец осекся, ошеломленно смотря на пистолет в моей руке. Пистолет был нацелен прямо на него.

— Ты чего? Семён…

— Папа, подними руки.

— Постой, это же мой пистолет? Ты что, его украл? Прекрати немедленно…

— Подними руки! — я наконец сорвался на крик. — Быстро! Подними!

Отец молча поднял руки, повернув их ладонями в мою сторону. Он нервно облизнул губу.

— Сын, — холодно ответил он, — когда ты успокоишься и придешь в себя, у нас будет очень, слышишь, очень серьезный разговор. Ты взрослый парень, ты должен понимать ответственность…

— Ответственность? — я не мог удержаться и просто орал на отца, рука с пистолетом дрожала. — Три друга гибнут черт знает где, а ты говоришь об ответственности?

— Про что ты говоришь… — начал было он, но я оборвал фразу на полуслове.

— Орбитокласт! Я знаю, что это за вещь! Какого черта, папа?

— Что? Какой еще орбитокласт? Сынок, тебе надо успокоиться…

Переезд на север. С насиженного местечка. Почему? Зачем? Смерть матери — случайно? Орбитокласт. Смерть ли? Карта. Городок — есть или нет. А чья была карта? 3.4 Ю.В. Юго-восток? 3.4 — километры?

Отец, воспользовавшись ситуацией, попытался сделать рывок в мою сторону, но я пришел в себя и взял прицел повыше, в голову.

— Папа, — мой голос дрогнул, — не говори ничего. Ни слова. Иди в ванную, и сиди там тихо. Слышишь? Быстро!

Это выглядело очень странно: долговязый сгорбившийся пацан с рюкзаком за спиной, направивший пистолет на рослого мужчину в черном военном кителе с капитанскими погонами. Отец молча прошел по коридору, открыл дверь ванной и зашел внутрь. Я, не теряя ни секунды, закрыл щеколду со своей стороны двери, тут же метнулся на кухню, схватил стул и забаррикадировал им дверь.

— Семён, ты совершаешь ошибку, — голос отца слышался немного глухо. Я ничего не ответил, попятился спиной к входной двери, держа дверь ванной на прицеле — на всякий случай. Уже выйдя из квартиры, посмотрел на лестничную клетку — вроде никого нет. Я изо всех сил бросился вниз по лестнице.

У вас никогда не было ощущения, что мир вокруг вас рушится и ничто уже никогда не будет прежним?

* * *

Три-четыре. Юго-запад. Три-четыре. Юго-запад. Я повторял про себя эти нехитрые координаты, пробираясь сквозь гигантские сугробы. По понятным причинам я не выходил на дорогу. Темнело. Еловые ветки больно хлестали по лицу, из прокушенной губы сочилась кровь, но я упорно продвигался на три целых четыре десятых километра в сторону юго-запада. Из этого района невозможно уйти. Невозможно бежать. Сюда не ходят поезда, самолеты появляются раз в месяц, а трасса всего одна, и блокпостов на ней хватает. Тихий снежный лабиринт на отшибе цивилизации, естественная тюрьма. О да, прекрасная перспектива. Остается лишь идти туда, где всё началось. Получить ответ хоть на какие-то вопросы. Понять — или пропасть бесследно. Тундра заметет следы. Интересно, а случайно ли я тогда увидел эту карту? И ухо — они не хотят держаться в тайне, о нет. Они издеваются, играют, словно подначивают: ну давай, ну покажи, чего ты стоишь. Ты же любишь неопознанное? Вот, лови, но только будь добр, пройди этот путь до конца. Ты ведь сделаешь это, правда? Всё, финишная прямая. Закончим это. Кажется, я схожу с ума. Тихо шифером шурша, едет крыша не спеша. Хи-хи, отличная шутка. Уже смеркалось. Лес преобразился: теперь он не был похож на красивое место из новогодней сказки, не видно шикарных припорошенных инеем еловых лап. Теперь лес — темные силуэты деревьев, уходящие верхушками в ослепительно синее небо с россыпями звезд. Таинственные шорохи и потрескивания. Оголенные нервы любого, кто посмеет сюда прийти. А, вот оно: сломанный шлагбаум, уже знакомая композиция из девяти небольших зданий. Я не ощущал страха. Странно, но я просто слишком сильно устал. Не терпелось войти внутрь, но осторожность прежде всего: глупо будет проиграть, не дойдя шага до финала. Я вытащил пистолет, снял его с предохранителя и медленно, тихо пошел вперед, в полуразрушенный дом. Дом под звездным небом.

* * *

На этот раз я был вооружен и готов ко всему: к нападению, засаде, какому-нибудь страшному зрелищу. Напротив, казарма встретила меня все той же холодной пустотой. Я поднялся на второй этаж. Все тот же бесконечный ряд коек, аккуратно заправленных синими одеялами. На самой ближней к выходу лежит зеленая тряпочка. Я поднял ее. Марлевая повязка на нос. Пахнет антисептиком. Я усмехнулся. Всё, как я и предполагал. Больничный запах был сильнее, чем в прошлый раз. Шел он опять из туалета на третьем этаже. А вот в туалете накладочка вышла — слишком темно, пришлось освещать себе путь при помощи мобильного телефона. На первый взгляд, ничего вроде бы не изменилось, но если присмотреться, можно было различить едва заметные разводы на внутренней стороне раковины. Я положил пистолет на кафельный пол, достал из рюкзака топорик и, собравшись с силами, пробил трубу умывальника аккурат рядом с сифоном. Сразу завоняло — очень сильно и очень неприятно. Я посветил экраном телефона в черный зев сифона, взял в руку нож и подцепил непонятную массу. Спутанные в плотный комок волосы, какая-то непонятная мутная слизь — и нечто белое, липкая тянущаяся нить, покрытая мелкими кровяными сгустками. Я с отвращением стряс мерзкую массу на пол, от звука её шлепка по мокрому кафелю меня аж передернуло. Нож пришлось вытереть о куртку. В тусклом свечении телефона был виден непрерывный след, ведущий к отсутствующим унитазам и обратно, словно туда тащили что-то тяжелое. Однако около труб ничего не было. Поковырявшись ножом в трубе, я наконец выудил обрывок бинта с неприятным запахом. Труба давно не функционировала, бинт был скомкан явно наспех. К плотной марлевой ткани присохла белая корочка гноя. Больше в санузле ничего не было, как я ни искал. Отправляться на второй этаж — нет уж, отчего-то вид бесконечных коек внушал мне страх. Мало ли кто может там таиться. Так что выход был один: вскрыть дверь на первом этаже и посмотреть, что там.

Большой навесной замок долго сопротивлялся моему топору. Я уже подумывал сделать, как в дешевом боевике, выстрелив прямо в замок. Потом, правда, отказался от такой мысли: патронов, считая запасной магазин, всего лишь шестнадцать. Но сбить замок в конце концов получилось. Ощущая ноющую боль ссадин на ладонях, я поудобнее, двумя руками перехватил пистолет и пинком распахнул дверь.

* * *

В глаза мне ударил ослепительный свет. Это была подвальная, широкая, ярко освещенная комната. Окон не было вообще. Свет шел из десятка галогенных ламп, развешанных под потолком. Большую часть комнаты занимал хромированный стол, рядом стоял автоклав, еще теплый на ощупь. Около противоположной стены в полу была видна крышка люка, закрытая на механический кодовый замок. Я закрыл за собой дверь. Прошел вперед, к столу. Под столом, в эмалированном тазу, накрытом теплой марлей, поблескивали инструменты. Несколько кюреток, какие-то изогнутые стальные ножницы. Поверх всего этого великолепия скромно устроился орбитокласт.

— Вот ты какой, — прошептал я. Скинул марлю, взял инструмент в руки, потрогал. Острый. Видно, недавно наточенный.

* * *

Люк открыть я не смог. Сначала я попытался подобрать нужную комбинацию путем простого перебора. Нажимал по три кнопки в случайном порядке. Однако время шло, количество возможных комбинаций подошло к концу, а замок так и не открывался. Видимо, механизм тут настолько хитроумный, что кнопки надо нажимать в определенной последовательности. Гадай, не гадай, нужен знающий человек. Я обессиленно лег рядом с люком. Из крохотной щели между люком и полом пахло сыростью, плесенью и нечистотами. Слух уловил какой-то тихий шорох по другую сторону. Мне хотелось крикнуть: «Эй! Есть там кто?» — но я вовремя сдержался и лишь прильнул ухом к гладкому металлу. Секунды тишины, казавшиеся вечностью, и едва слышный звук. Кто-то или что-то с другой стороны словно провел по поверхности люка подушечками пальцев. Потом еще раз, и звук прекратился. Я встал, отошел подальше, но никакого движения не последовало, невидимый незнакомец просто пропал. Ах да, едва не забыл. Люк был маркирован — круг, ромбик внутри, штриховка слева направо.

* * *

Я сижу на полу в ярко освещенной операционной комнате, где очень сильно пахнет антисептиком. Дверь прикрыта, однако замка на ней нет, потому что я сам же его и сломал, и войти внутрь может любой желающий. Ноутбук не работает, поэтому я набираю эту историю на телефоне. Надо ведь как-то коротать время, а его у меня оооочень много. Экран телефона тусклый, заряда осталось на считанные минуты. Ну ничего, надеюсь, мне удастся скинуть в интернет всё, что я написал. Бежать некуда, но мне не страшно — у меня есть пистолет. И шестнадцать патронов. По крайней мере, я стараюсь уверить самого себя, что мне не страшно. Несмотря на свет, здесь холодно. Пальцы коченеют. Допишу и пойду на улицу, разомнусь, заодно проверю, не появились ли нежданные гости. А они появятся, рано или поздно, я уверен в этом. Там, неподалеку от беседки, я заметил неплохую занесенную снегом канаву, словно созданную для засады. Как только кого-нибудь замечу, приставлю пистолет к его голове и заставлю открыть люк в операционной. И будь, что будет.

Индикатор мерцает: «Телефон разряжен». Ну, вот и всё. Я иду на улицу — прятаться в кромешной тьме, в тишине, сжимая рукоятку пистолета в руке, вдыхать аромат свежего чистого снега. И ждать того, кто первым пройдет туда, в заброшенный дом на отшибе цивилизации. В дом под звездным небом. Читать полностью…

Всем когда-либо доводилось играть в пошаговые игры — будь то настольные, вроде шахмат, или компьютерные, вроде старого доброго «Fallout» или «Героев». Как их можно охарактеризовать? Здесь нужен определённый набор навыков. Скажем так, умение выбирать наилучший путь, умение продумывать ходы наперед; умение придерживаться одной стратегии, но импровизировать, сохраняя последовательность адекватных ответов на ходы противника. Всего не счесть. К сожалению, нужен ещё один навык для такой игры — терпение. У современных людей с терпением нелады: все куда-то спешат, все стараются всё попробовать, везде оставить свой след, «Мы живем один раз» и т. д.

А что, если бы вам представилась возможность сыграть в идеальную пошаговую игру? Игру, которая происходит в реальности, игру, в которой на кону стоит ваша жизнь? Интересно будет играть на свою жизнь? Ещё бы. Чистый азарт, чистый адреналин.

Меня зовут Илья. Мне 21 год, я безработный и нигде не учусь. Я вынужден был бросить учебу в престижном ВУЗе, потому что игра важнее. Впрочем, я добровольно не подписывался на нее.

Это началось полгода назад и продолжается до сих пор — каждый раз, когда я смыкаю глаза. Когда я засыпаю, просыпается Он. Не знаю, каким образом я могу видеть Его глазами, смотреть, как он снует по моей квартире, видеть себя, тихо спящего в постели. Я знаю только то, что это не сон, и что Он — это не я. Я никогда не смотрел вниз с высоты двух метров. А ещё у меня никогда не было по шесть пальцев на каждой руке. Все выглядит, как самая настоящая игра. Когда я засыпаю, я как будто бы завершаю свой ход, и тогда мой мир переносится в параллельную реальность, где это существо свободно ходит по дому…

Вынужден заметить, что Он играет честно. Он дал о себе знать ещё с самого начала.

«ТЫ НЕ ОДИН».

«ИГРАЙ ИЛИ УМРЁШЬ».

Такие ёмкие послания Игрок выцарапывает на стенах. Отчетливо помню, что было тогда, еще полгода назад: я впал в истерику, как маленькая девочка, бегал по дому с фонариком и ломом, осматривал углы, шарахался от каждого звука. Моей паранойе не было предела — я задолбал соседей, друзей, милицию… Это была пустая трата времени и сил, которые были мне очень нужны. Сейчас я уже вник в суть игры, и мы оба играем на равных.

Я живу в своей квартире, и у меня есть ключ. Он же — опытный взломщик.

Я могу забаррикадироваться, заколотить двери и окна. Он же достаточно силён, чтобы преодолеть эти преграды.

У меня есть счёт в банке на круглую сумму, и я могу себе позволить все нужные вещи. Он же невозбранно берёт то, что ему надо.

У меня есть машина, на которой я могу попытаться от Него бежать. Он же очень быстр и вынослив. Он настигнет меня в два счёта.

Разница лишь в одном: Он — охотник, расставляющий на меня ловушки, а я — жертва. Я не могу видеть, как Он это делает, но я должен выживать. Все, что я могу — ограничить Его время хода, не давая себе заснуть.

Хорошо, когда у тебя есть покойный богатый дедушка, который завещал тебе немаленькую сумму денег. Можно не работать за копейки и не приходить домой, валясь в кровать от усталости, делая себя беззащитным перед Игроком. И не вините меня в бесчеловечности — вы не пережили того, что пережил я.

Естественно, кое-чему я научился в этой игре.

Нужно быть внимательным к мелочам. Когда ты просыпаешься, встаешь и идешь по своим делам, смотри внимательнее. Может быть, ты не заметишь, что пол смазан чем-то скользким, но когда ты поскользнешься и врежешься головой в острый угол, игра будет окончена.

Нужно быть готовым ко всему и адекватно реагировать. Когда ты просыпаешься и видишь нож, подвешенный на тонкой ниточке, которая вот-вот порвётся — лучше не лежать с широко открытыми глазами, а уйти в сторону от угрозы.

Нужно быть осторожней и не давать воли привычкам — автоматизм в таком деле не на руку. Когда ты просыпаешься, встаешь и идёшь на кухню, чтобы покурить, лучше остановись и спроси себя: «Чем это воняет? Газом?».

Не надо быть наивным. Не думай, что ты можешь скрыться, выйти из игры, как ни в чем не бывало. Я как-то раз пробовал убежать от всего этого безумия — уехал на машине пожить недельку-другую в селе. И знаете что? Он до меня добрался. Он проколол мне шины и исцарапал капот, а потом я полдня ловил попутку.

«ДАЖЕ НЕ ДУМАЙ».

Я сплю по три часа в день, встаю по будильнику, пью крепкий горячий кофе; в моей комнате, сотрясая стены, играет громкая музыка. Я давно уже раскусил Его попытки подсыпать мне транквилизаторы в еду и напитки — но даже это меня не спасает. Он стал напористей. И до этого он был очень быстр, умён и расчетлив, а теперь он ещё больше активизировался и не гнушается даже самых радикальных методов.

«ТЫ БУДЕШЬ УМИРАТЬ ДОЛГО».

И знаете, я Ему верю. В моей квартире свежие следы пожара. И я не столько боюсь жалоб разозлённых соседей в свой адрес, сколько того факта, что я начал проигрывать. Я сдаю позиции.

Ну что ж. Пожелайте мне удачи — она тоже нужна. А я, в свою очередь, пожелаю вам иметь все качества, нужные для выживания в чрезвычайных ситуациях. Невозможно знать, когда ты станешь пешкой в чей-то игре. Счастливо!.. Читать полностью…

Молодая семья с одним ребенком переехала в новый дом. Ребёнок был мальчиком трёх лет. Однажды мать, занимаясь стиркой, услышала, как сын разговаривает с кем-то в подвале. Она пошла посмотреть, что там происходит. Он стоял, глядя на сырую стену, и говорил, словно перед ним кто-то был. Мать спросила, с кем он разговаривает, и мальчик ответил: «С Липким человеком».

Родители решили, что мальчик просто придумал себе воображаемого друга. Он часто говорил им, как он играл и разговаривал с Липким человеком — не только в подвале, но и по всему дому. Мальчик так часто говорил о Липком человеке, что родители забеспокоились. Они объяснили ему, что нет ничего плохого в том, чтобы иметь воображаемых друзей, но он должен понять, что Липкого человека не существует. Это расстроило мальчика — он продолжал настаивать, что Липкий человек настоящий.

Родители пытались научить сына отличать вымышленное от реального. Однажды мальчик сказал: «Липкий человек разозлился за то, что вы называете его ненастоящим». Мать и отец, в конце концов, запретили ему разговаривать о Липком человеке. Мальчик же продолжал утверждать, что Липкий человек злится.

Однажды мальчик, стоя у лестницы в подвал, начал подпрыгивать, хлопая в ладоши: «Липкий человек идёт, липкий человек идёт». Мать рассердилась на него и решила спуститься с мальчиком в подвал, чтобы показать ему, что там никого нет.

Они пошли вниз. Осмотревшись в полутёмном помещении, женщина увидела что-то на дальней стене. Плесень покрывала всю стену подвала, и серая слизь вытекала из какого-то отверстия. Мать подошла ближе, чтобы рассмотреть, что это. Казалось, что отверстие в стене было кем-то проедено. По краям были следы укусов, покрытые липкой жижей. Слизь стекала вниз по стене, и она услышала звуки падающих капель, разносящиеся по подвалу.

А мальчик за спиной женщины продолжать кричать: «Липкий человек здесь, липкий человек здесь…». Читать полностью…

Молодой человек по имени Чарли получил работу уборщика. Ему приходилось работать всю ночь, убирая офисные здания после того, как сотрудники расходились по домам. Его напарником был мужчина по имени Зеке.

Однажды ночью Чарли и Зеке убирали мужскую уборную в офисном комплексе. Внезапно Чарли услышал громкий крик, который раздался где-то совсем рядом. Он выбежал в коридор и понял, что крики идут из уборной для женщин. Он открыл дверь и заглянул внутрь. В углу комнаты забилась молодая женщина, которая плакала и прикрывала порванную одежду руками.

— С вами всё в порядке? — спросил Чарли.

— Кто-то есть в туалете! — закричала она. — Он пытался схватить меня!

Тут в дверях появился Зеке и спросил:

— Чарли, что здесь происходит?

В этот момент все краны в уборной открылись сами собой, и раковины стали заполняться водой. Женщина впала в истерику. С криками и плачем она бросилась на выход и пробежала мимо Зеке. Чарли хотел пойти за ней, но обратил внимание, что одна из кабинок в уборной закрыта. Он подошел к ней и осторожно заглянул под дверь. Ничьих ног он не заметил.

— Так, а ну объясни-ка мне всё это, Чарли! — настаивал Зеке.

Не отвечая ему, Чарли осторожно толкнул дверь кабинки. Она медленно заскрипела, открываясь. Кабинка была пустой… Облегчённо выдохнув, Чарли обошёл все раковины и завернул краны.

— Странно, — сказал он. — Они все открылись сами собой. Очень странно…

— Я слышал пару историй об этом месте, — задумчиво сказал Зеке. — Ты не знаешь? Несколько лет назад в этом здании произошло убийство. Говорят, что это было как раз в комнате для дам поздно вечером. Кое-кто даже говорил, что видел здесь призраков.

— Я не верю в призраков, — сказал Чарли. — Этому должно быть какое-то логическое объяснение. Но что бы это ни было, это напугало женщину до чертиков.

— Кого? — удивился Зеке.

— Ну, эту женщину, которая кричала. Ты ведь её видел — она пробежала мимо тебя.

Зеке очень тихо сказал:

— Я не видел женщину, Чарли. И я не слышал, чтобы кто-нибудь кричал. Мы с тобой одни в этом здании. Читать полностью…

Ключ вошел в замок. Коротко щелкнула личинка. Мужчина вынул ключ, убрал в карман брюк. Осторожно толкнул дверь, та, как бы нехотя, открыла небольшую щелку. Склонив голову на бок, мужчина заглянул в нее, стараясь рассмотреть, что находится за дверью. Однако ничего кроме темноты не увидел.

Он подхватил лежащий у ног рюкзак за лямки, толкнул дверь, заставляя ее распахнуться.

— Дом, милый дом, — с грустью прозвучал негромкий голос, и мужчина переступил порог.

Илья стоял в коридоре, стараясь привыкнуть к окружающей темноте. Только недавно он был на свету, и вот теперь один среди неясных контуров, размытых границ, черных теней и непонятных звуков. Он глубоко вздохнул и закашлялся от пыли.

— Надо проветрить, — решил для себя, бросил рюкзак, там что-то звякнуло, но он не обратил на это внимания.

Не разуваясь, прошел вглубь квартиры. Встал перед темным прямоугольником комнаты. Постояв несколько секунд, нащупал выключатель. Негромкий щелчок и в центре небольшой комнат вспыхнул электрический огонек, заставляя мужчину прищуриться.

— Давно я тут не был, — щека недовольно дернулась.

Илья обернулся, посмотрел на распахнутую дверь в прихожей. Быстро подошел к ней, выглянул в коридор, а потом закрыл ее, несколько раз повернул ключ в замке. Вытянул руку в сторону и щелкнул выключателем.

Мужчина прошелся по квартире, включая свет. Когда все лампы и светильники горели, он остановился посреди гостиной, осмотрелся, поворачиваясь на месте.

— Придется все тут убрать, — огляделся еще раз, отмечая толстый слой пыли на полках, телевизоре, магнитофоне. Добавил безрадостно: — Тщательно.

Илья был рад, что вернулся домой, но после долгого перелета, выматывающего переезда на поезде, и двухчасового стояния в пробке на машине, он хотел ввалиться в квартиру, принять душ, упасть на кровать и заснуть. Только не мог он спать, когда вокруг все было покрыто сантиметровым слоем пыли.

— Вода, тряпка, мыло, — скомандовал он себе и пошел в ванну.

В раскрытую форточку задувал морозный ветер, гоняя оставшуюся пыль по углам, будто пытаясь ей помочь спрятаться. Илья находил ее там, безжалостно уничтожая подручными средствами. Луна бесстрастно взирала на все это, порой скрываясь за тяжелыми тучами.

Лишь три часа спустя, мужчина устало отложил тряпку, вылил последнее ведро с грязной водой, поставил моющее средство на место.

— Вроде все, — отер вспотевший лоб. — Осталось только душ принять и спать, — он широко зевнул, посмотрел в сторону спальни и начал неторопливо раздеваться, стараясь, чтобы осевшая на нем пыль не сильно разлеталась по ванной комнате.

Свежезастеленная кровать недовольно скрипнула, матрац слегка прогнулся, принимая его вес на себя. Илья откинулся на подушки, сонными глазами посмотрел на окно, где размытыми формами отобразилась спальня и мужчина, лежащий в постели.

Он прочитал короткую молитву. Перекрестился. До подбородка натянул одеяло и, не выключая свет, наконец-то заснул.

Илья открыл глаза, когда за окном все еще царствовала луна, так же бесстрастно взирая на него сквозь толщу стекла. Ярким контрастом на темном фоне падал светло-белый снег. Некоторые снежинки, задуваемые ветром, залетали в комнату. Мужчина поежился, закутался в одеяло сильнее, вспоминая, что забыл включить термостат.

— Холодно, — пожаловался пустой квартире. Потом резко откинул одеяло, вздрогнул от накинувшегося на него мороза, бросился к батарее и вывернул ручку термостата до упора. Закрыл распахнутую форточку и так же быстро забрался под одеяло.

— Полчаса — не больше, — дал Илья себе установку, пояснил, будто уговаривая: — а-то замерзну окончательно.

Вновь он проснулся от того, что в комнате было жарко, будто из заснеженного, холодного города он переместился в тропики. Илья резко открыл глаза. Откинул одеяло. Вскочил в постели и… понял, что пропустил нужный момент.

— Черт, черт, черт! — ругал он себя. — Идиот, зачем ты заснул, ведь знал, что нельзя?!

Не спускаясь с кровати, он подполз к краю. Заглянул за него, настороженно разглядывая пол, тени на нем, отбрасываемые лампой. Так он простоял несколько минут, всматриваясь, вслушиваясь, внюхиваясь в окружающий мир. Потом, с надеждой, оглянулся на батарею, где располагался злосчастный термостат.

— Лишь бы успеть добраться, — одними губами прошептал он и осторожно спустил одну ногу на горячий пол. Замер, прислушиваясь. Так же медленно поставил вторую ногу.

До переключателя температуры было всего три шага, и протянуть руку. В обычной жизни он бы сделал это за две секунды, но сейчас все поменялось.

— Дурак, — вновь выругался он и, весь сжавшись внутри, сделал первый шаг.

Сердце готово было разорвать грудную клетку. Очень хотелось дышать, но Илья не мог себе позволить сделать вдох. Не сейчас, когда всего два шага осталось.

Второй шаг. Настолько тяжело ему давалось то, что он делал каждый день с удовольствием, а сейчас, будто, учится вновь ходить. Рука потянулась к термостату. Илья заметил, что ладонь подрагивает. Сам он вспотел.

Он медленно оторвал ногу от пола, передвинул ее вперед, осторожно, будто боясь, что находится на минном поле, поставил голую пятку, начал переносить вес тела не нее.

Ехидный смех заставил его вздрогнуть.

— Мням-мням.

Мужчина резко обернулся.

— Илюша — вкусный, — повторил ехидный голос, вновь зачмокал: — Мням-мням.

Илья бросился к переключателю. Успел дотронуться до него рукой, и тут ее сковало холодом. Резко отдернуло от батареи. В окне отразился испуганный взгляд молодого мужчины, с вздернутой рукой, которой он не мог пошевелить.

Из-под кровати раздался противный смешок.

— Илюша — вкусный.

Мужчина дернулся, пытаясь вырваться, но его крепко держали, не давая дотянуться до спасительного переключателя.

— Нет! — во вскрике было отчаянье. — Уйди!

Илья почувствовал, как его потянуло назад. Он уперся ногами в пол, пытаясь остановиться, но это не помогло. Тогда он ухватился за ручку форточки, пытаясь хоть немного приостановить движение.

— Вкусный, — утробно проурчало из-под кровати.

Мужчину отбросило назад. Он выпустил ручку из пальцев. В спину ударило мягким, и хватка тут же ослабла. Илья понял, что лежит на кровати, хотя ноги все еще свисают на пол. Он вздернул их, испуганно вскакивая на постель. Прижался к стене.

— Нет! Нет! Ты не должен был! Уходи!

— Кушать хочу, — расстроенно донеслось из-под кровати и она ощутимо вздрогнула, на миг оторвав ножки от пола.

— Уйди!!! — Илья готов был расплакаться, в голосе была истерика, а голова раскалывалась от осознания, что он наделал. Он вжимался в стену, пытаясь слиться с ней, лишь бы не находится на постели — последнем, хрупком оплоте, что отделяла его от Того, Кто Живет Под Кроватью.

Постель вновь дрогнула. На этот раз ощутимей; ноги подкосились и Илья упал на нее. Тут же схватил одеяло, натянул до подбородка.

— Ты не должен был появиться. Нет, нет, — шептал он, озираясь по сторонам.

Ехидный смешок прервал его, а голос заставил задрожать от испуга.

— Я тебя съем. — Прозвучало это угрожающе.

Мужчина с разбитой надеждой посмотрел на термостат, и внутри все обрушилось, от осознания, что теперь ему не дадут добраться до него.

— Илюша долго бегал, — в голосе из-под кровати слышался укор, сменившийся противным: — Скушаю тебя.

Свой тринадцатый день Илья Скобов никогда не забудет. Именно тогда он впервые услышал о Том, Кто Живет Под Кроватью. О нем болтали мальчишки во дворе, рассказывая и пересказывая одну и ту же историю в разной интерпретации по нескольку раз. Тогда это было не более чем страшилкой, пока не наступил вечер.

В тот день лето поставило температурный рекорд: термометры не опускались ниже тридцати пяти градусов, асфальт плавился от жары, воздух застыл.

Даже наступление ночи не принесло облегчения. Пришлось спать без одеяла, раскидавшись по постели. Илья несколько раз вставал среди ночи, чтобы умыться в ванной — это на короткий миг приносило облегчение, ведь даже кондиционер установленный в его комнате, не давал необходимой прохлады, лишь немного освежая тело.

После одного из таких поход, подросток решил лечь спать на полу, ведь там было чуть прохладнее. Он уже постелил одеяло, чтобы было не так жестко, бросил подушку и лег на импровизированную лежанку, как в комнате раздался противный смешок:

— Илюша вкусный, — прозвучал омерзительный голос и под кроватью вспыхнули два красно-зеленых глаза.

Парень закричал, да так, что через секунду в комнату ворвался отец с битой в руках. Илья долго объяснял ему, почему кричал, что он видел, и от чего сейчас под кроватью никого нет. Естественно отец не поверил, пригрозив тем, что выдерет, если услышит его крик еще раз.

Стоило отцу закрыть дверь, как кровать вздрогнула, и под ней зажглись глаза, раздался ехидный смешок. Подросток подавил в себе крик, с силой зажав рот. И тогда Тот, Кто Живет Под Кроватью вылез из-под нее.

Илья видел только тень, что протянула когтистые руки к его ногам. Скобов почувствовал холод, что начал сковывать, поднимаясь выше. К ужасу подросток понял, что начинает сползать с одеяло — его тянуло под кровать. Каким-то чудом ему удалось вырваться из невидимого захвата и забиться в дальний угол комнаты.

— Илюша вкусный, — вновь раздался смешок, и тень поползла к нему, наплывая на ковер прозрачно-черным пятном.

Она не дотянулась, замерев в нескольких сантиметрах, от прижатых к телу ног. Из-под кровати раздалось недовольное шипение.

— Илюшу хочу. Дай Илюшу кушать.

Мальчик дрожал, не понимая, почему Он остановился. Не понимал, пока не почувствовал, как сверху опускается морозный воздух, накрывая будто невидимым плащом, не давая Тому, Кто Живет Под Кроватью схватить его.

С тех пор прошло двадцать лет. Тот, Кто Живет Под Кроватью, объявлялся еще несколько раз, пугая его и обещая съесть. Только теперь Илья знал, как защититься: он начал спать под кондиционером, вздрагивая каждый раз от неясных звуков и голосов с улицы.

Скобов даже уехал работать на Север, чтобы быть ближе к холоду, но сегодня ему пришлось вернуться, чтобы похоронить маму. И вот теперь он сидит на кровати, сжавшись в плотный комок, натянув одеяло до носа, а тварь под кроватью издевается над ним, обещая съесть.

На часах ночь давно перевалила за середину, скоро обещал наступить рассвет, но страшно было то, что монстр под кроватью не уйдет с первыми лучами солнца. Он будет терпеливо ждать, и лишь холод мог прогнать его.

— Илю-ша.

Последние минут десять кровать дрожала не переставая, смех был настолько противным, что впивался в натянутые нервы и безжалостно рвал их.

Скобов попытался разбить окно, но под рукой ничего тяжелого, подушки лишь заставили дрожать стекло и вызвали новую бурю ехидного смеха.

— Илюша — вкусный. Хочу кушать Илюшу.

— Обойдешься, — испуганно-зло огрызнулся Скобов, заметив, что форточка немного отходит от рамы. Видимо он успел открыть ее, когда тварь потянула его. У него появилась надежда; если температура опуститься на несколько градусов, Тот, Кто Живет Под Кроватью уйдет.

Илья буквально чувствовал, как по его ногам прошелся морозный воздух, но тут же вздрогнул, когда увидел, как когтистая лапа тенью пролегла на кровать, схватив его за лодыжку. Тварь потянула мужчину к краю постели.

— Нет! Отпусти!

— Вкусный.

Скобову удалось вырваться. Он вскочил на кровать, вновь прижался к стене, бросив одеяло на пол. Ехидный смех перешел в недовольное рычание. Постель поднялась над полом и с грохотом опустилась на него, лишь несколько секунд спустя.

— Кушать хочу, — приказал грубый голос. — Илюшу кушать хочу.

Мужчина все чаще смотрел на окно, за которым неспешно начинался рассвет. Падал снег. Илья сможет с кровати прыгнуть в окно, даже сможет разбить его своим телом, но дальше была пустота десятого этажа, без балкона и надежды на удачное приземление. Однако если ему удастся зацепиться за подоконник или раму…

— Он уйдет, — вслух произнес мужчина.

— Илю-ша, — прорычали снизу и постель, вновь поднялась.

— Тебе меня не получить, тварь.

Скобов оттолкнулся от стены. Сделал шаг к краю кровати. Собрав все силы, резко бросил тело по направлению к окну. Закрыл глаза, чтобы не порезать осколками…

Холод набросился на разгоряченное тело. Сковал его ледяными руками, заставляя сердце замереть, а потом забиться в бешенном ритме. Илья расставил руки, пытаясь зацепить за что-нибудь. Опоры он не чувствовал… Как не ощущал падения. Он открыл глаза и замер, не в силах дышать.

Скобов висел над полом. До окна оставалось сантиметров пять. Илья видел, как на улице поднимается солнце. Как тяжелые тучи, постепенно освобождают для него место. Как снег из крупных хлопьев, становится мелким и почти незаметным.

Мужчину развернуло к постели. Перед ним стоял Тот, Кто Живет Под Кроватью. Стоял не призрачной тенью, а всей своей истинной сущностью.

— Илюша — вкусный, — раздался ехидный смешок.

Скобов закричал. Читать полностью…

Пробуждение было резким и неприятным, как нырок в ледяную воду. Тяжело дыша, он сел на кровати и дрожащей рукой вытер пот со лба. Опять кошмары. Он протянул руку и взял со стола мобильник. Цифры в углу дисплея показывали половину четвертого утра. Встав с кровати и шлепая босыми ногами по полу, он прошел в кухню. Там, не зажигая света, он достал из холодильника банку холодного напитка и вышел в коридор. Несмотря на то, что он проспал всего около четырех часов, спать ему уже не хотелось. Вернее, хотелось, но он не мог заставить себя пойти лечь спать. Боялся.

Кошмары являлись к нему все чаще, становились все более странными и пугающими, но в то же время были ужасающе реальными.

Это началось около года назад. Сначала кошмары были редкими, размытыми и не страшными, как страшилки, которые рассказывают школьники, пугая друг друга. Они чередовались с казавшимися в то время более пугающими «двойными» снами. В них он отчетливо видел то, что происходило позже — спустя примерно неделю-полторы.

Он боялся своих снов и никому никогда о них не рассказывал. Потом кошмары стали являться все чаще. «Хорошие» сны ему уже не снились. Чтобы как-то отвлечься и не сойти с ума, он стал записывать свои сны в небольшие рассказы, которые публиковал в сети. Многие, читавшие эти рассказы, говорили, что они необычные, но очень реальные. Спрашивали, как ему удается писать так. Они не знали. Он никогда, никому не говорил, что это не его фантазии, а его сны. Сны, неподвластные ему. Не те сны, которыми он мог управлять, но те, которые управляли им.

Вскоре кошмары стали ежедневными. Они являлись, когда бы он не уснул, и лишь изредка прерывались «двойными» снами, которые, впрочем, не приносили облегчения. Он почти перестал нормально спать. По утрам он по несколько минут стоял под холодным душем, прогоняя дрему. Несколько чашек кофе за завтраком. После — потертые джинсы и не менее потертые кроссовки. Выходя из дома, он включал плеер на полную катушку. Дилан и Клептон покинули его. Они успокаивали и усыпляли, а ему нельзя было спать. Альтернатива стала вечным его спутником. На парах — долгая борьба со сном. Он рисовал, чтобы не окунуться в кошмары. Во многих рисунках он с ужасом узнавал порождения своих снов. Эти рисунки тут же летели в мусорное ведро. Досидев до конца пар, он провожал ЕЁ до дома и потом ехал к себе, где допоздна, оттягивая момент, когда придется погрузиться в кошмары, сидел за компьютером. А утром… Утром все начиналось заново.

Она. Она была единственной радостью в его жизни. Она спасала его. Пока он был с ней, кошмары не смели приближаться к нему. Он приходил к ней. Она всегда была рада его видеть. Она любила его. Он любил её. Им было хорошо вместе. Они были прекрасной парой. Сидели на кухне. Пили чай. Говорили обо всем на свете. Она смеялась его шуткам. Он улыбался. Он обожал ее смех. Ее улыбку. Сам он улыбался, только будучи с ней. Потом они смотрели телевизор. Он полулежа садился на диван, а она садилась рядом и клала свою голову ему на грудь. Они могли сидеть так бесконечно долго. Она смотрела телевизор, а он… Он очень быстро засыпал. Его не мучили кошмары, когда она была рядом. Он спал. Спал сном младенца. Она смотрела на его спящее лицо. Улыбалась. Поправляла ему челку. Стягивала с него кофту. Джинсы. Укрывала его одеялом. И ложилась рядом. Иногда она лежала, обняв его, и думала о чем-то. Иногда гладила его. Его шею. Грудь. Она любила его. Никто не знал, почему. Возможно, она сама не знала, за что его полюбила. Но она любила его. И она была его спасением.

А совсем недавно… Недавно он опять проснулся посреди ночи. В комнате было шумно. Он открыл глаза и увидел в комнате девочку с разноцветным мячиком. С ужасом он понял, что уже видел ее раньше. Там. Во сне. Девочка повернулась к нему, засмеялась и исчезла. Позже, проснувшись среди ночи, он часто видел порождения своих снов или места, в которых они обитали.

Все становилось понятным. «Двойные» сны не были вещими. Они были дверями. Коридорами. Они давали «течь», и события его снов перебирались в реальность. Понемногу. Ненадолго. Но все дольше они оставались в его комнате. «Течь» росла. Он стал избегать её. Она не понимала. Злилась. Плакала. Умоляла. А он боялся. Боялся что его сны могут с ней что-то сделать. Он не мог позволить им этого. Он дорожил ей больше всего на свете. И он решил, что нельзя это так оставлять. Что так продолжаться не может.

Теперь у него было решение. В потаенном месте у него лежит пистолет и потертая тетрадь. В тетради он описывает события, которые с ним творились и творятся по сей день. А пистолет — он купил его на черном рынке, продав какому-то издательству свои рассказы. В него он вставил всего один патрон. Он готов. Готов к действиям. Если сны будут «протекать» дальше, то он сможет приставить пистолет к виску и спустить курок. Читать полностью…

Где-то раз в четыре года встречаются дела, которые мы передаем в некую вышестоящую организацию, не оставляя в своих бумагах никакого упоминания о них. Последнее попалось два дня назад.

В березовой роще возле университета собака разрыла свежую яму, разгрызла несколько слоев полиэтилена и принесла хозяину отрезанный палец (предварительно пережевав еще несколько).

К приезду полиции (то есть нас) собралась небольшая толпа студентов и местных жителей. Разогнав толпу и отгородив участок, мы стали извлекать находку. Это был полиэтиленовый тюк, в нем, в полиэтиленовых пакетах — пальцы рук. Много. На первый взгляд, относительно свежие. Это значит, что в ближайшие дни нас ожидают поиски десятка, а то и двух десятков изувеченных трупов.

Отвезли находку криминалистам. Вчера утром получили их отчет, а к обеду дело со всеми материалами уже исчезло без следа — увезли те самые «сотрудники родственной организации».

Краткое изложение отчета таково:

— пальцев — 151 (плюс 3, практически уничтоженные собакой);

— все пальцы принадлежат мужчинам в возрасте около 30 лет;

— пальцы были отрезаны примерно за 20 часов до их обнаружения;

— в каждом маленьком пакете — пальцы одного человека;

— в каждом маленьком пакете — одиннадцать пальцев. Читать полностью…

Родился он двадцать с лишком лет назад, в маленьком доме на отшибе небольшого заброшенного поселка, километрах в тридцати от крупной деревни. Отец был лесничим, а в охотничий сезон — гидом для приезжих. У матери был огород, пара-тройка кур и небольшой садик за домом.

Так и жили — поесть всегда было что, пару раз в год ездила мать в деревню за необходимым. Отец был нелюдимым, все больше пропадал в лесу.

Мальчик у них родился на диво смышленым и симпатичным. О школе никто и не говорил. Судьба мальчика была выписана заранее — стать лесничим, как его отец. Он брал сына в лес и учил его ухаживать за лесом и зверьем, искать тайные тропы. Мать же учила читать и писать. Мальчик взрослел. И тут пришла в семью беда. Несчастный случай, рухнувшее дерево — и отец стал инвалидом, полностью парализованным.

Мать ухаживала за ним, почти не выходила из дома. Парень понимал, что пропитание семьи зависит только от него. Блуждал он в лесу, добывал пищу — мясо, ягоды. Нашел целое пастбище зверья. Ходил туда каждую неделю и приносил добычу. Ему даже понравилась его жизнь. Своеобразная прелесть была в том, чтобы притащить на плече очередную тушку, разделать ее и приготовить обед для своей семьи. Тарелки на дубовом столе, выструганные по старинке ложки. Наваристый суп с косточками, жаркое. А периодически и любимое блюдо — целая миска вишен. Крупных, еще влажных. Они стояли посреди стола и смотрели разноцветными радужками с черными крапинками прямо на молодого, красивого парня и его почерневших, вот уже который год не двигающихся родителей…

Вкусные животные на пастбище в тридцати километрах начали иссякать… Возможно, завтра он оставит этот дом и пойдет искать дальше. Этих беленьких животных на свете много… мать говорила. Читать полностью…