Вернуться

Автор: SneJin  |  Категория: Истории  |  Комментарии (0)  |  Оставить комментарий!


ЧАСТЬ 1. ВОСПОМИНАНИЕ

Здравствуйте, меня зовут… Впрочем, уже неважно, как меня зовут. В моём теперешнем состоянии многое перестало быть важным. На смену старым пришли новые ценности. И моё существование, в силу некоторых событий, приобрело совершенно иной смысл. Впрочем, об этом я расскажу позже.

Жил я в полном одиночестве, в собственной квартире в центре города. Из окна был виден городской парк, где мамаши выгуливали своих чад, а молодежь собиралась в тесные компании вокруг одной из скамеек и живо общалась. Я же был чужд всякому общению, выходящему за рамки делового. Я жил, придерживаясь некоего кодекса, сформировавшегося у меня в голове еще в детстве. Я никогда никого не любил. У меня не было друзей и закадычных приятелей, коллеги по работе всегда оставались только коллегами. Таким образом, я был дырой в ткани общества. Чем-то вроде пустого места. Я был обычным серым человеком, офисным планктоном, одним из тех, чьи лица люди никогда не держат в памяти дольше минуты.

Моя жизнь текла размеренно и однообразно. Новый день ничего в нее не привносил, как и не забирал вчерашний. День за днем одно и то же. Утро, будильник, работа, дом. Казалось, что я живу вне времени. Бесцельно и безнадежно. Не желая что-то изменить и не имея возможности внести разнообразие в свои унылые вечные будни.

Можно сказать, что меня просто не существовало. Я вымысел. Идея, порожденная в чьем-то воспаленном разуме, выброшенная в пустой мир и лишенная способности испытывать теплые чувства. Я не был полностью бесчувственным. Как и все, смеялся над комедиями, с удовольствием смотрел фильмы ужасов, слушал любимую музыку. Однако чувств к другим людям я никогда не испытывал. Даже в раннем детстве на такой, казалось бы, простой вопрос: «Любишь ли ты маму с папой?» — я терялся и не знал, что ответить. Поэтому для общества я был ничем, пустым сидением в автобусе, чистым листом бумаги. Однако я никогда не задумывался, что на одной из остановок в автобус может кто-то войти и занять сидение, а на чистый лист чья-то рука может вписать слово.

Первое слово моей истории было написано промозглым ноябрьским утром. Этот дождливый день навечно врезался в мою память и будет оставаться там до самой моей смерти, если я, конечно, когда-нибудь жил и смогу когда-нибудь умереть.

Я открыл глаза за секунду до мерзкого вопля будильника. Всё как и днем ранее, и неделей, и годом. Поспешив выключить мерзко верещавшего электронного монстра, я подумал, что хорошо бы его заменить на другой, с более дружелюбной мелодией. Впрочем эта мысль посещала меня каждое утро, но будильник по-прежнему гордо занимал своё место на прикроватной тумбочке, незыблемый, словно скала, день за днем дающая отпор морскому прибою.

Прогоняя остатки сна, я встал с постели и направился в ванную, чтобы принять душ. Кафель приятно охлаждал босые ноги, развеивая утреннюю сонливость. Раздевшись, я встал под струю горячей воды, ударившей мне в лицо подобно рукотворному дождю.

Пока я принимал душ, мне не давала покоя какая-то маленькая деталь. Нечто в моём доме было не таким, как всегда, ставило под сомнение мою привычную жизнь. Здесь было что-то, чего быть не должно. Или не было чего-то, что на протяжении долгих лет занимало своё место.

Пожав плечами и списав всё на непогожий день, я подошел к зеркалу. Смахнув рукой капельки конденсированной влаги, я застыл на месте. Вот что не давало мне покоя. Там, где должно было быть моё отражение, преданным двойником повторяющее все движения хозяина, была пустота. Нет, в зеркале отражалось всё, что положено: стены за моей спиной, полки и бутылочки с шампунем и кремом для бритья. Не было только меня. Пустота. Будто я не стоял сейчас перед зеркалом, в спутанных чувствах пытаясь убедить себя, что это лишь сон, просто ночной кошмар. Вот только мне никогда не снились кошмары.

Медленно, как во сне, я поднес руку к лицу. Всё на месте: пять пальцев, смуглая кожа и шрамик на мизинце. Определенно это моя рука, и я не превратился вдруг в человека-невидимку. Переведя взгляд на зеркало, я не заметил каких бы то ни было изменений. Я по-прежнему не верил в реальность происходящего, вот только в голове начали всплывать старые истории о вампирах. Усмехнувшись глупым мыслям и всё еще надеясь проснуться, я вышел из ванной и с опаской подошел к окну, ожидая, что солнечный свет испепелит меня, и я, наконец, проснусь. Но нет. Я не превратился в груду пепла, солнце, как раз выглянувшее из-за туч, лишь заставило меня прищуриться.

С чувством легкой паники я прошел в комнату с твердым намерением позвонить на работу и взять отгул. Этим правом я никогда не пользовался, из-за чего прослыл трудоголиком и человеком без личной жизни, как собственно и было, так что начальник мне бы не отказал. Взяв трубку, я приготовился набрать знакомый номер, но с удивлением обнаружил что телефон лежит на месте, а моя рука сжимает пустоту. Мерзко засосало под ложечкой. Уже медленнее я попытался взять телефон в руку. Вот я ощущаю дрожащими пальцами шершавый пластик. Сжимаю миниатюрный аппарат. Подношу к уху… В этот момент голова закружилась, будто я взглянул в бездонную пропасть, неожиданно разверзшуюся под моими ногами. Когда я взял себя в руки, телефон лежал на прежнем месте, будто насмехаясь. Слабость продолжалась лишь секунду, и, возможно, я бы ее не заметил, повтори я свою попытку лишь один раз. Но я пробовал снова и снова. Тщетно.

Левое веко нервно задергалось. Никогда не страдал нервными тиками, но сейчас, похоже, пробил мой час. Издав протяжный стон отчаяния, я упал в так удачно подвернувшееся позади мягкое кресло и вскрикнул от боли. Подушки встретили меня твердостью гранита, словно кресло было высечено из цельного куска породы. Сквозь слезы боли и страха я осматривал комнату, пытаясь найти выход и поверить в то, что это не сон. Мир отказывался признавать моё существование. Как воспоминание не может позвонить кому-то, так и вымышленный персонаж не может примять подушки своим весом.

Я просидел в кресле, наверное, несколько часов, бездумно уставясь в одну точку. Впрочем, за фазами отрицания и страха наступила фаза принятия, как ей и положено. Слегка успокоившись, я прошел в ванную. Я же принимал душ. Поворачивал ручки кранов, вытирался полотенцем. Быть может, я смогу с чем-то взаимодействовать, думал я тогда. Подойдя к крану, я повернул ручку, всем сердцем надеясь, что сейчас всё будет нормально, из смесителя хлынет вода, и кошмар развеется. Но нет. Опять легкая слабость и больше ничего. Нервно хихикнув, я сделал шаг к выходу и покачнулся, едва не упав. Возможно, в этом вина нервного истощения, а возможно, постоянные попытки вымотали меня.

Но я не собирался сдаваться так просто. Теперь мой путь лежал к входной двери. Я даже не стал пробовать повернуть ручку, всё равно бесполезно. Лишь прислонился спиной к стене и стал ждать. Через некоторое время за дверью послышались тихие шаги. Я встрепенулся и закричал, молотя обеими руками по двери. Я кричал, чтобы вызвали милицию, пожарных, скорую, кого угодно. Кричал, что у меня пожар, бандиты, умирающий человек. Кричал, что выход заблокирован. В общем и целом нес я полнейший бред, на который только был способен мой измотанный разум. Шаги слегка замедлились, затем затихли, будто человек остановился, раздумывая. Затем шаги стали удаляться, хлопнула дверь подъезда и настала тишина. Но я орал так, что своими криками должен был перебудить весь дом, они не могли меня не слышать! Со злости я громко выругался и тут же ужаснулся. Мой голос звучал как шепот, даже скорее шелест. Будто игривый ветер пронесся сквозь опавшую сухую листву. Меня никто не услышит. Никто не придет. Полностью опустошенный, я опустился на пол, обхватил колени руками и, кажется, заплакал.

Очнулся от полубреда-полудремы я уже вечером. Кряхтя, поднялся с пола и принялся мерить квартиру шагами. Попытавшись повертеть ручку двери, я направился к телефону, затем в душ, потом обратно к двери. И так раз за разом. Вдруг по спине пробежал неприятный холодок. Я понял, что проголодался. Очень проголодался. На ватных ногах я прошел на кухню. На столе лежал кусок хлеба, из которого я собирался утром приготовить тосты. Господи, пожалуйста! Я молил бога, чтобы у меня получилось. Положив обе руки на стол, я аккуратно постарался сдвинуть хлеб с места. Хотя бы сдвинуть! Головокружение, на этот раз отдавшееся острой головной болью, заставило меня жалобно вскрикнуть.



Мой разум помутился, и я с диким воплем бросился к окну и рванулся наружу, словно желая взлететь, не имея крыльев. Разбивая стекло своим телом, чувствуя, как осколки врезаются в кожу, я устремился наружу. Секунда полета, приближающийся асфальт. Я зажмурился, готовясь к превращению в комок сломанных костей и разорванных сухожилий, как вдруг почувствовал столь знакомое головокружение. Открыв глаза, я обнаружил себя стоящим у целехонького окна.

Снаружи наступила ночь, и на темное небо выполз серп месяца. Он заглядывал в окно и будто дразнил меня своей ехидной улыбкой. К этому времени на меня накатила странная апатия. В горле пересохло, резь в желудке была невыносимой, но мне было всё равно. Я был готов промучиться неделю и умереть от обезвоживания. Я действительно был к этому готов. Наивный.

Я сбился со счета через полтора месяца. На протяжении сорока трех дней я сидел в кресле, словно впав в некий транс. Иногда я поднимался и бесцельно кружил по квартире. Голод и жажда были невыносимы. Моя кожа свисала с костей, как парадный костюм со скелета. Но я не умирал. Моё сердце продолжало биться в груди, отмеряя удар за ударом время моего существования. Я был неким извращенным подобием мумии, запертой в своём саркофаге в ожидании несчастного, который откроет её темницу и выпустит древнее зло на свободу. В моей душе крепла ненависть, да-да, именно ненависть к людям, которые копошились снаружи, как муравьи. Изредка я подходил к окну и наблюдал за людьми в парке — за детьми и стариками, за мужчинами и женщинами. Наблюдал и ненавидел их. Их свободу, их жизнь. А еще я ждал. Ждал, когда же кто-нибудь придет и вскроет мой саркофаг.

ЧАСТЬ 2. РЕАЛЬНОСТЬ

В хорошую, почти новую квартиру в центре города, из окна которой был виден парк, где мамаши выгуливали своих чад, а молодежь собиралась вокруг одной из скамеек и живо общалась, въехала семья. Дружная, почти идеальная молодая семья. Отец, мать и их пятилетний сын.

Квартира была в отличном состоянии. Как говорил риэлтор, в ней раньше жил работник одной крупной компании, но потом съехал, никому не сказав ни слова. Год квартира простояла пустой, с мебелью, запакованной в чехлы и странным запахом средств от моли, но теперь пришло её время. Отец не мог нарадоваться: светло, тепло, отличный вид из окна и близость к центру делала её лакомым куском и отличным шансом выбраться из пригорода. Да и маленькому сынишке квартира сразу понравилась — просторно и уютно, полно места для всяческих игр. Поэтому семья, не раздумывая, въехала и принялась распаковывать вещи.

* * *

Что происходит? Кто эти люди? Почему они суетятся, радуются, снимают чехлы с вещей? Я провел в своем кресле вечность и, наверное, покрылся бы пылью да плесенью, если бы мог. Как неприятно, когда что-то проходит сквозь тебя. Я испытал это ужасное чувство вечность назад, когда пришли люди и пьяный рабочий одевал чехол на кресло, на котором я сидел. Будто нож сквозь теплое масло, его руки прошли сквозь мою грудную клетку. Я почувствовал тепло его кожи своими легкими, сердцем, сеточкой сосудов. Он же лишь неосознанно поморщился, будто случайно угодил рукой во что-то склизкое и мерзкое.

Испытал я это чувство и теперь. Маленькое существо залезло в кресло с ногами и радостно подпрыгивало на пружинах. Мальчик. Лет пяти-шести. Уйди! Уйди! Уйди!!! Дай мне просто исчезнуть, раствориться в этом кресле. Дай мне уснуть вечным сном в моём саркофаге. Не слышит. Не видит. Не понимает. Сверлю его взглядом. Точнее, пытаюсь сверлить.

За прошедшую вечность я изменился. Сильно изменился. Теперь я почти не помню, каким был раньше. Есть лишь сейчас и теперь. Глаза будто подернуты серой пеленой, и мучительно тяжело поднять веки. Уйди! Как давно я не говорил вслух… Наверное, вечность. Только мой голос беззвучен. Я пытался тогда говорить с рабочими, пытался даже дотронуться до них. Но тщетно.

Но это маленькое существо… Нет, мальчик не услышал меня, но будто почувствовал. Смешно нахмурив брови, он аккуратно слез с кресла и убежал к родителям. А что, если… Нужно попытаться встать. Разогнуть капкан костистых рук и вытолкнуть себя из проклятого кресла. Нужно предпринять еще одну попытку выбраться из своего открытого гроба, может безуспешную, но… Нужно.

* * *

Родители были на кухне, разбирали коробки с посудой, когда к ним прибежал сын. Он был слегка напуган, даже скорее удивлен. На вопрос отца, что случилось, мальчик замялся и с детской непосредственностью ответил, что в кресле что-то сидит. Впрочем, когда они прошли в комнату, кресло было пустым.

— Что там было? — спросил отец.

— Ничего, — мальчик смутился, — просто дядя не хочет, чтобы я там прыгал.

— Какой дядя? — отец удивленно взглянул на сына.

— Худенький, — ответил мальчик и, кажется, забыв о произошедшем, убежал играть в другое место.

Тем временем за окном начало смеркаться. Близилась ночь, и домочадцы, поужинав, разошлись по комнатам. Мальчик был счастлив — у него будет настоящая своя комната! Небольшая, но своя. Прыгнув в кровать, он залез под одеяло и приготовился спать. Незнакомое место немного пугало, но отец учил его, что в шкафу и под кроватью монстров нет, поэтому бояться было нечего. Но всё равно…

* * *

Получилось! Я, кое-как переставляя ноги, выбрался из своего пристанища. Поздний вечер. За окном тускло горели фонари. А может, тусклыми были не они, а мой взгляд. Будто истлел. Наверное, я сейчас сам напоминаю истлевший труп. Дыхание выходило с хрипом, иссохшая гортань отказывалась принимать новую порцию воздуха. Да и нужно ли?

Что ж, нужно осмотреться. Кровать. Молодые мужчина и женщина, спящие в обнимку. Дальше… В другую комнату. Прохожу сквозь неразобранные коробки. Еще кровать. В ней ребенок. Не спит. Боится. Новое место, стресс. Встаю в изголовье, наблюдаю.

Не знаю, зачем я сюда пришел — будто что-то внутри меня приказало… нет, посоветовало прийти. Будто внутренний голос, живущий своей собственной жизнью подсказал направление, в котором может быть выход. Дыхание ребенка становится чаще. Видно в темноте, что он, распахнув глаза, смотрит на меня. Не сквозь, а на меня! Впервые за вечность. Чувствую его липкий страх, вспоминаю его памятью все истории о буке из шкафа и мертвеце под кроватью.

Зрение становится четче, я уже различаю все мелкие детали: капли пота у ребенка на лбу, судорожно натянутое до подбородка одеяло. Кажется, я просыпаюсь. Спасибо.

* * *

Мальчик лежал в кровати, сонно моргая. Бояться нечего. Страшные истории — всего лишь сказки, и ничего более. Он уже был готов совершить решающий шаг — повернуться лицом к стене и отдаться в мягкие лапы сна, как увидел что-то странное. Тощий силуэт у изголовья своей кровати, будто тень очень худого человека.

Мальчика прошиб холодный пот, он натянул одеяло до подбородка и несколько раз закрыл и открыл глаза. Не помогло. Кажется, силуэт стал только четче. Если в начале он напоминал просто тень, чуть более темную, чем остальные, то теперь начал обретать объем. Черные провалы глазниц, спутанные седые волосы, цепкие длинные пальцы скелета.

С диким воплем мальчик бросился в комнату родителей…

* * *

Проводив ребенка взглядом, я тихо проследовал за ним, споткнувшись о неразобранную коробку. Споткнувшись…

Я, кажется, понял. Теперь, вечность спустя, я понял, как мне вернуть себе жизнь или подобие жизни. Ребенок, подавленный стрессом от переезда, дал мне эту возможность. Возможно, я мысль, или образ, или воспоминание. И, возможно, сильное чувство сможет дать мне сил, накормить меня. Страх. Вот то, что мне нужно. Сегодня страх темноты дал ребенку возможность увидеть. Завтра он будет бояться не темноты. А меня…

Я не знаю, жил ли я, или вся моя прошлая жизнь — лишь плод воображения. Но я знаю одно: сейчас я сам — плод воображения. И стать реальностью мне поможет единственная вещь в этом мире — чувство, что правит смятенными умами и сердцами. Страх. Возможно, когда я стану сильнее, то смогу выбраться из тюрьмы моей квартиры. Но пока…

Встретимся следующей ночью, мальчик. Когда ты своим поведением достаточно напугаешь своих родителей-скептиков, я приду и к ним. И тогда я буду достаточно материален, чтобы напугать взрослого человека.



Оставить комментарий