Когда-то у меня был племянник Костя. С самого раннего детства этот ребенок удивлял всех вокруг. Во-первых, он никогда и ни по какому случаю не плакал и не капризничал, а был всегда радостным и умиротворенным. И очень терпеливым. Ему и голову качелями в кровь расшибало, и руку он себе насквозь гвоздем прокалывал — и никто не видел в его серых, очень умных глазах даже маленькой слезинки.
С одной стороны, Костя был не по годам смышленый и рассудительный, а с другой — мог озадачить окружающих какими-то странными, одному ему понятными фразами. Когда мальчику исполнилось два года, его отец как раз рубил избу, и Косте часто об этом напоминали: мол, скоро в новом доме будешь жить, просторном, светлом. На что двухлетний ребенок спокойно отвечал:
— У меня будет свой домик, тоже новый, только маленький.
Я помню, как перед первомайскими праздниками Костя несколько дней гостил у нас, а потом за ним приехала мать, моя старшая сестра. Бабушка, провожая внука, привычно спрашивала:
— Ну, когда опять в гости придешь? На День Победы, а может, раньше? Гляди, бабушка скучать будет…
— Не, — отвечал Костик, — я вообще больше не приду. Но ты, бабушка, не скучай, ты сама теперь приходи, я тебя буду ждать.
Естественно, тогда на его лепет никто не обратил особого внимания, но Костины слова оказались пророческими. Мальчик погиб как раз в День Победы: в то солнечное майское утро он игрался возле строительного леса, который его отец завез для возведения новой избы. Бревна были плохо закреплены, раскатились и задавили ребенка насмерть.
После смерти Кости вспомнились многие его пророчества. Откуда этот дар предвидения у двухлетнего ребенка? Вот уж поистине устами младенца глаголет истина. Только почему она преподносится в виде загадок и недомолвок, смысл которых мы понимаем только потом?Когда-то у меня был племянник Костя. С самого раннего детства этот ребенок удивлял всех вокруг. Во-первых, он никогда и ни по какому случаю не плакал и не капризничал, а был всегда радостным и умиротворенным. И очень терпеливым. Ему и голову качелями в кровь расшибало, и руку он себе насквозь гвоздем прокалывал — и никто не видел в его серых, очень умных глазах даже маленькой слезинки.
С одной стороны, Костя был не по годам смышленый и рассудительный, а с другой — мог озадачить окружающих какими-то странными, одному ему понятными фразами. Когда мальчику исполнилось два года, его отец как раз рубил избу, и Косте часто об этом напоминали: мол, скоро в новом доме будешь жить, просторном, светлом. На что двухлетний ребенок спокойно отвечал:
— У меня будет свой домик, тоже новый, только маленький.
Я помню, как перед первомайскими праздниками Костя несколько дней гостил у нас, а потом за ним приехала мать, моя старшая сестра. Бабушка, провожая внука, привычно спрашивала:
— Ну, когда опять в гости придешь? На День Победы, а может, раньше? Гляди, бабушка скучать будет…
— Не, — отвечал Костик, — я вообще больше не приду. Но ты, бабушка, не скучай, ты сама теперь приходи, я тебя буду ждать.
Естественно, тогда на его лепет никто не обратил особого внимания, но Костины слова оказались пророческими. Мальчик погиб как раз в День Победы: в то солнечное майское утро он игрался возле строительного леса, который его отец завез для возведения новой избы. Бревна были плохо закреплены, раскатились и задавили ребенка насмерть.
После смерти Кости вспомнились многие его пророчества. Откуда этот дар предвидения у двухлетнего ребенка? Вот уж поистине устами младенца глаголет истина. Только почему она преподносится в виде загадок и недомолвок, смысл которых мы понимаем только потом?
