Первое, что я увидела открыв глаза, было контуром лицом юноши в обрамлении яркого солнечного света. Он отодвинулся от моего лица и в глаза мне брызнул белый яркий свет. Я зажмурилась и повернула голову. Прикрываясь плохо слушавшейся рукой от яркого света, я поднялась на ноги. Тело будто ватное. Он поддерживал меня, потом, взяв меня за руку, отодвинулся на шаг, рассматривая меня.
Я оглядела его: не естественно белые волосы. На нем была зеленая рубашка, белые брюки и… босые ступни.
Что? Или мне только это показалось? Нет, не было… просто игра света…Первое, что я увидела открыв глаза, было контуром лицом юноши в обрамлении яркого солнечного света. Он отодвинулся от моего лица и в глаза мне брызнул белый яркий свет. Я зажмурилась и повернула голову. Прикрываясь плохо слушавшейся рукой от яркого света, я поднялась на ноги. Тело будто ватное. Он поддерживал меня, потом, взяв меня за руку, отодвинулся на шаг, рассматривая меня.
Я оглядела его: не естественно белые волосы. На нем была зеленая рубашка, белые брюки и… босые ступни.
Что? Или мне только это показалось? Нет, не было… просто игра света.
Я ловлю себя на мысли, место мне не знакомо…
Но не приступа паники ни логично-банального вопроса, типа \»где я\» не приходит в голову.
Я рассеяно осмотрелась по сторонам.
Он тоже молчал, и и вдруг улыбнулся. Улыбка у него была мягкая, но лаза были грустные, будто он заплачет.
Он не выпускал моей руки, просто развернулся, держа мою руку, потянул за собой, постепенно прибавляя шаг. И вот мы уже почти бежали. Постепенно сгущались сумерки, а мы все шли, но я не чувствовала усталости.
Он вел меня среди пустых улиц. На встречу нам никто не попадался. Пятиэтажки, узкие улочки, заваленные заржавевшим хламом.
Разбитые стекла в окнах домов, битые стекла хрустели под моими ногами. Как он шел по этим стеклам босой? пронеслось в голове.
Мы заходим в какой-то дом.
Старый, обшарпанный подъезд. Стены выкрашены в темно-синий. Грязные стекла плохо пропускают свет. Стекла перебиты, внутри паутина, дохлые мотыльки и бабочки. Там полумрак.
Мы поднимаемся по лестнице, преодолеваем лестничный пролет. Мы поднимаемся на лестничную площадку, проводит по коридору, там открытая деревянная дверь, мы входим. Что это? Подсобка?
В слабом свете проникающем в помещение я вижу железные тросы , тостые провода, висящие внутрыи комнаты адским макраме. Провода торчат отовсюду, провода тянутся по полу как лианы в джунглях, переплетаются. Он подныривает под провод, придерживает его для меня, я проскальзываю, и он ведет меня дальше. Узкий проем в стене. Я его почти не вижу. В комнате совсем темно, нет окон, я не вижу почти ничего. Он ведет меня.
Он помогает мене пролезть в маленькое отверстие в стене. Пролезает следом, за все это время он не отпустил мою руку ни разу.
Рука ноет, он кажется вцепился в меня намертво. Мне становится страшно.
Мы выходим на лестничную площадку к мусоропроводом, стены выкрашены в зеленый цвет, отмечаю я. Это другой подъезд. Мы подходим к лестнице, спускаемся.
Путь нам преграждают дети, стая с дикими измученными глазами, чумазые, оборваные, они смотрят на меня. Мне страшно, мне реально очень страшно! Много детей, от шести до двенадцати лет, мальчики, девочки. я отсутапаю на несколько шагов назад, но он не выпускает моей руки, я пытаюсь вырвать руку, у детей безумные глаза, они подходят ко мне все ближе и ближе. Их лица мне не знакомы. Они выглядят как беспризорники, их одежда больше похожа на лохмотья, посеревшие от времени.
ОН смотрится среди них неуместно, нелепо, вульгарно.
Они подходят ко мне свсем близко, и кто-то из детей плачет, они цепляются за меня. Моя паника спадает, они не хотят причинить мне вреда, они просто испуганы. Мой спутник наклоняется к ребенку и прижимает палец к губам. Он по-прежнему держит меня за руку. Мы продолжаем путь все вместе.
Мы спускаемся по лестнице, кто-то из детворы держится за подол моего платья, кто-то тянется своей рукой к моей левой, пока свободной. Мы идем очень медленно, может быть еще и потому, что дети пытаются спрятаться в складках моего длинного подола, за моей спиной.
Дети висят и на моем спутнике. Тянут за егоза одежду, держат его за пальцы, словно хотят разорвать руку.
На втором этаже, вся наша процессия останавливается, и мы вдвоем подходим к окну. Мне приходится приподняться на цыпочки, что бы увидеть хоть что-нибудь сквозь грязные осколки стекла, застрявшие в раме. За окном пустой двор. Черное небо затянуто дождевыми тучами. Слышится гром, а следом за ним: вздох облегчения у моего спутника. Он выпускает мою руку. Молния озаряет подъезд на секунду, и внезапная тень рисует очертание крыльев за его спиной. Нет, опять показалось…
Он медленно опускается на корточки, прижимаясь к стене. Дети выглядят чуть менее встревоженными. Он молчит, я смотрю на него.
Я разлепляю, с трудом, онемевшие губы.
— Кто ты?
Он пожимает плечами в ответ.
Внезапная разгадка озаряет меня. И губы мои начинают подрагивать, а глаза наполняются слезами.
— Я умерла?
— Я не знаю.
Дождь хлестал сплошной стеной. Мы спустились на первый этаж. Он вышел под дождь, и его рубашка поменяла свой цвет в мгновение ока. Он оглянулся и снова взял меня за руку. Кучка детей присосалась к нам и, мы шагнули под дождь. Мое платье вымокло и липло к ногам, вода капала с волос, с носа, со лба. Мы шли очень быстро, наш проводник время от времени поглядывал на небо. Его волосы намокли и стали похожи на перья.
Мы добрались до какого-то дома. На мой взгляд, он мало, чем отличался от предыдущего. Мы вошли в подъезд, снова лестницы, снова лестничные пролеты, мне казалось что они не закончатся никогда. Мы шли и шли.
Потом я заметила открытую дверь. Слабый желтый искусственный свет падал на бетонный пол. Мы вошли в квартиру. На потолке мерцая горела тусклая лампочка, готовая погаснуть в любую секунду, и это была первая зажженная лампочка которую я увидела. Я повернулась к нему лицом, заставив остановиться. Он оглянулся. Он выглядел напуганным и напряженным.
— Собери все те вещи, отсутствие которых никто не заметит: ручки, скрепки.
Он сел на пол и принялся собирать раскатившиеся по полу блестящие бусинки.
— Для чего?
Дети начали рыться в шкафчиках, маленькие ленточки, обрывки материи, бумажки, исчезали в их карманах. Лампочка тревожно замигала и подватив нескольких детей на руки и он толкнул меня к выходу, дети бросились к двери, дверь захлопнулась перед моим носом. В квартире остались мой спутник, я и девочка лет девяти. Она зажмурилась, прижавшись к ручке дивана.
Крупная, слишком крупная туша мужчины средних лет ввалилась в квартиру, улеглась на диван и включив телевизор быстро задремала.
он не заметил зажмурившуюся девочку и меня!
Он вернулся за нами и вывел нас из квартиры, только после этого я заметила цветастый кошелек, который сжимала девочка.
— Что это за место? – спросила я у него.
— Не знаю, — все тем же мучительно терпеливым голосом ответил он. – Чистилище, сумеречная зона, мир призраков. Я не знаю.
— Откуда ты здесь?
— Не знаю. Просто однажды я проснулся в этом мире, как и ты.
— А кто эти дети и почему они молчат, почему ты мертвой схваткой вцепился в мою руку.
— Они увидят нас, если мы начинаем говорить, когда они рядом с нами. Или если ты выйдешь приних на свет. Если ощутят твое присутствие, тебя не станет.
— Кто, кто?
Он кивнул в сторону двери.
— ЖИЛЬЦЫ.
Я освободилась от его руки. И мне сразу стало ее не хватать, как маленькому ребенку.
— А это зачем, — спросила я перекатывая в раскрытой ладошке бисер.
— Каждая вещь это день твоей жизни, не останется вещей, и ты испаришься к утру.
— И давно ты здесь?
— Не знаю точно, год или уже два… Тут трудно отслеживать время.
— Ты первая взрослая за это время.
Он судорожно вздохнул и спрятал лицо руками.
— Твоя одежда тоже из \»вещей\»?
— Нет, мы все такие ка пришли сюда, дети тоже. И есть еще кое-что… Никто не помнит своих имен и прежней жизни.
Он выжидающе смотрел на меня. Я внезапно поняла, что не знаю, как меня зовут.
