Летние ночи на даче – это шум сотен цикад и сверчков, шелест ветра и, иногда, лай соседской собаки Джуны – весьма злой твари, что брешет на все, что крупнее мыши и движется мимо их участка. Причем, она всегда только лаяла – других звуков от нее я не слышал. До той ночи, когда это и случилось…Летние ночи на даче – это шум сотен цикад и сверчков, шелест ветра и, иногда, лай соседской собаки Джуны – весьма злой твари, что брешет на все, что крупнее мыши и движется мимо их участка. Причем, она всегда только лаяла – других звуков от нее я не слышал. До той ночи, когда это и случилось.
Я, как всегда в это время, уже лежал в кровати и думал о чем-то своем, почти дремал. Вдруг залаяла Джуна – так громко и яростно, как никогда раньше, словно хотела вывернуться наизнанку или выбрехать свои легкие. Дремоту как рукой сняло, и я насторожился – может, как всегда, кто-то ворует алюминий: кастрюли чайники, ложки и провода? Помнится, как в одну из подобных ночей у нас вынесли все алюминиевое, даже ложки и кастрюлю с кошачьей едой, причем, практически без шума – так, пару раз пошелестело по крыше, словно движимые ветром ветви поскрежетали. А дверь-то у нас была не заперта и даже вовсе распахнута, проём прикрывала только самодельная конструкция в виде рамы с москитной сеткой, подпиравшаяся 20-литровой канистрой с водой – чтобы ночная прохлада свободно проникала в дом, а всякая мелкая живность в виде насекомых, лягушек, змей да ежиков – нет.
Внезапно оглушительный лай Джуны резко перешел в жалобное скуление и оборвался.
Тут же раздался ВОЙ – протяжный и мощный. Это выло что-то большое, сильное и опасное, нечто дикое. Уж точно это не была чья-то собака – я знал всех местных \»сторожей\» (барбоски чуть менее среднего \»немца\», да пара овчарок) по голосам и не мог ошибиться.
Вой перешел в мощный то ли рык, то ли рев и оборвался.
После, уже утром, я нашел вроде как собачий след на вскопанном и разглаженном граблями \»поле\» – мы собирались посадить там овес. Сам этот участок был в виде квадрата 3х3 метра или что-то около того. В центре него и был след. Один. Больше отпечатков лап нигде не было.
Сам же след был где-то 10-13 см в длину. Четко были видны вмятины от когтей.
Потом я подумал, что это мог бы быть волк. Иначе, почему бы так бесилась Джуна, а потом, в испуге, замолчала? Или тот вой – собаки не воют так. Да и след…
Через некоторое время, конечно, ходили всякие разговоры: про перепуганных собак, что прятались под диваны да кровати; про клочья серой шерсти, оставшиеся на досках забора; про светящиеся в кустах глаза…
Подробностей становилось больше, они становились раз от раза подробнее, но с ростом детальности и эффектности падала реалистичность. Слухи-слухами – можно ли верить агентству ОБС, состоящему из скучающих впечатлительных горожанок да бабок-одуванчиков, которые нашли себе развлечение: рассказывать как «Вот, вот, страшный серый и огромный, чуть меня не съел. А глаза-то, глаза – как фары»?
Но, однако же, волки в наших краях тогда однозначно водились, зимой иногда объявляли экстренный сбор охотников для отстрела серых стай, что слишком близко подходили к городу и близлежащим селам.