Эту историю я расскажу от первого лица. Так, как мне рассказал её мой однокурсник, с которым всё это произошло. Рассказ был подробный, и, похоже, искренний. Я не нашёл происшедшему никакого рационального объяснения. Так что слушай, Анон, и сам решай: что же это было.
На третьем курсе я, наконец-то, свалил из общаги, и снял комнату у одной старушки (батя договорился через знакомых за недорого). Я был идеальный квартирант: безвылазно сидел у себя в комнате за компьютером, музыку слушал через наушники, не ругался с соседями и чистил после себя унитаз ёршиком. Даже курить я выходил на улицу — так что этот грех мне прощался. Два месяца я прожил у бабки безо всяких происшествий. А потом случилось это…Эту историю я расскажу от первого лица. Так, как мне рассказал её мой однокурсник, с которым всё это произошло. Рассказ был подробный, и, похоже, искренний. Я не нашёл происшедшему никакого рационального объяснения. Так что слушай, Анон, и сам решай: что же это было.
На третьем курсе я, наконец-то, свалил из общаги, и снял комнату у одной старушки (батя договорился через знакомых за недорого). Я был идеальный квартирант: безвылазно сидел у себя в комнате за компьютером, музыку слушал через наушники, не ругался с соседями и чистил после себя унитаз ёршиком. Даже курить я выходил на улицу — так что этот грех мне прощался. Два месяца я прожил у бабки безо всяких происшествий. А потом случилось это…
Была зима, ударили морозы, и как-то засидевшись до поздна в инете, я пошёл покурить перед сном. На улицу выходить не хотелось. И я решил по-быстрому курнуть в подъезде. Стоя внизу, возле двери, я достал сигаретку, и начал чиркать зажигалкой.
Да, совсем забыл. Коротко опишу обстановку: обычный подъезд пятиэтажной хрущёвки. Грязный, воняющий мочой и подвальной сыростью. С разбитыми дверьми и обожжеными почтовыми ящиками. Ночью там стоит непроглядная темнота: лампочки вывернуты, а фонари у нас на улице гасят после полуночи. И, да, на лестничной площадке первого этажа, где висят почтовые ящики, дверей нет — потому что первый этаж занимает продуктовый магазин.
Было около двух часов ночи. Я почти наощупь спустился с третьего этажа по лестнице вниз. Было кромешняя темнота. К лестнице, ведущей на площадку первого этажа, я стоял в пол оборота, прислонившись к стене. В подъезде был только я один.
Чирканье зажигалки разорвало тишину, и сноп искр на мгновение высветил исписанные стены лестничного пролёта, ступени, и площадку первого этажа. Не загорелась. Похоже, заканчивался газ. Я на всякий случай потряс зажигалку. Выждал пару секунд. Чиркнул снова — и меня как будто током ударило, а спину обдало ледяным холодом. Краем глаза я вдруг заметил, что на лестничной площадке кто-то есть. Следующие несколько секунд были самыми страшными мгновеньями моей жизни: невыносимо пугающей была темнота — но ещё страшнее было увидеть то, что она скрывает. Ноги моментально стали ватными, и я не то что бежать — даже двинуться не мог.
Я судорожно крутнул колёсико зажигалки. Новая короткая вспышка… На лестничной площадке, спиной ко мне, стоял человек. Это была девушка. Я успел разглядеть беспорядочные пряди тёмных волос, струящиеся по спине, тоненький силуэт, и очертания её нагого тела. Густой волной накатил страх. Что-то внутри меня орало от ужаса, от того, что здесь, сейчас, в этой темноте не должно было быть никакой девушки. Бешено колотилось сердце и тряслись руки. Я судорожно чиркал зажигалкой, и в коротких вспышках света, как в свете стробоскопа, было видно что она поворачивается ко мне.
Я замешкался на несколько секунд. Возможно, я даже на пару мгновений потерял сознание от ужаса. Но палец, как будто живший своей жизнью, вновь чиркнул зажигалкой. Внезапно, громко пшикнув, она сработала. Заплясал огонёк, и обжёг мне палец. Но боль не прогнала наваждение: касаясь рукой перил, как будто намереваясь сойти ко мне, передо мной стояла девушка. За несколько секунд я успел хорошо рассмотреть её. Наверное красивое, когда-то, лицо было изуродовано: заплывшие чернотой глаза, разбитые в лепёшку губы. Стройное тело покрыто синяками и порезами. Какая-то нелепая, блезненная поза. Неестественно вывернутая рука. Она была похожа на изломанную, истерзанную куклу. И мне вдруг совершенно ясно стало, что она — мёртвая.
Две-три секунды, плясал живой огонёк. И вдруг — погас. Тьма ударила глазам как плётка. Из груди моей вдруг вырвался тонкий, заячий вскрик, и я, стряхнув оцепенение, рванулся из каменного склепа наружу, на улицу, в метель.
Там, в холодной режущей круговерти снега и холода я вновь ощутил реальность и себя. Там меня встретили два припозднившихся алкаша из соседнего подъезда. Полуживого, трясущегося, они увели к себе. Человеческая речь успокоила меня. А обжигающая водка и чифирь развязали язык. Мой рассказ заставил собеседников помрачнеть. Оказывается, два года назад, магазин на первом этаже нашего дома выкупил какой-то чурка. Однажды, под наркотой, он, вместе с парой своих соплеменников, затащил в подсобку молоденькую продавщицу. Звери всю ночь надругались над ней. А когда изнасилованная, растерзанная девочка потеряла товарный вид — её просто забили до смерти, а тело вывезли за город, и скинули в канализационный коллектор недалеко от химзавода.
Вот и вся история. Я съехал с квартиры на следующий день, и вернулся в общежитие. Я теперь смертельно боюсь тишины и одиночества. Я никогда не зайду в тёмный подъезд один. Я с содроганием сотрю на темноволосых девушек с длинными волосами, распущенными по спине. Но самое страшное, чего я боюсь до дрожи в коленях, до потери сознания — это… чирканье зажигалки. Мерзкое, невыносимое шуршание колёсика по кремню — и перед глазами встают страшные слайды, навсегда отпечатавшиеся в моей памяти… Она смотрит на меня. Её губы шевелятся. Что шепчет она? Может быть, моё имя…
