Приветствую. Поведаю вам свою страшную историю, что произошла весной этого года. Я живу в Мск, в одном из спальных районов. Картина до боли знакомая: панельные дома, промзона, стройки, близкая граница с областью. Все у нас спокойно, тихо и нудно, не считая редких пьяных дебошей местной гопоты.
Но через пару месяцев началось. У нас стали пропадать люди. Только из моего подъезда исчезло трое, а в общей сложности их было уже около десяти. В народе пошла молва об свежеиспеченном маньяке, активисты призывали не гулять одним в темное время суток, – в общем, граждане старались соблюдать локальный комендантский час. Мне тоже было не по себе, по вечерам, если хотелось погулять, созывал всех, кого можно. А люди продолжали исчезать.
И вот как-то раз я возвращался с учебы домой. На дворе было еще светло, май, все-таки, настроение приподнятое, так как сегодня в университете удалось закрыть давний долг, особенно злой и усатый. Путь мой лежал через стройку, очередной жилой дом понемногу рос из земли, возводимый непременными то ли таджиками, то ли молдаванами, то ли их гремучей помесью.
Промышленная романтика привлекает меня, засим я таращился на огромный огороженный пустырь, по которому сновали чумазые питекантропы в синих комбинезонах, перекрикиваясь грубыми гортанными возгласами. Вот высотный кран, вот желтый немецкий бульдозер, вот штабель огромных опорных балок, груды кирпичей, бетономешалка…
Внезапно мой взгляд выхватил из общей картины строителя, быстрым шагом направляющегося в барак для рабочих. Все в нем было вроде бы нормально. Вот только в руках он нес…женскую сумочку! Черт побери, в своем запыленном комбезе , бородатый, немытый троглодит тащил убогий закос под Chanel! Это выглядело, наверное, комично, но внутри меня всё похолодело. Зачем она ему, откуда ? – вертелось в голове. Подарок даме? Какая дама у гастарбайтера, у него все родные на Родине. Трансвестит? Пф. Украл? А вот это очень может быть…
Быстренько запечатлев на свою мобильную говнокамеру строителя, поспешил передать дело в компетентные руки.
Я – человек с активной гражданской позицией, поэтому ничто же сумняшеся пошел и стуканул нашему участковому на этого строителя, попросив сходить проверить их барак – авось отыщут еще какие прихватизированные вещи. Мой отец с Петром Василичем – хорошие приятели, да и с раскрываемостью у господина полицеского не ахти, поэтому он пообещал проверить, как да что. На этом мое участие в истории обрывается.
Петр Василич прибыл на стройку, после недолгих препираний с аборигенами оказался в бараке, где начал проводить обыск. В дверях столпились насупленные ,встревоженные аборигены. В самом дальнем углу бедно освещенной пародии на жилое помещение он обнаружил накрытую брезентом гору из мужских и женских сумок, сапог и ботинок, а также два дорогих ошейника. Участковый немедленно связался по рации с опергруппой, достал табельный и приказал всем: МОРДОЙ В ПОЛ!
Опергпуппа задержала шестнадцать строителей во главе с прорабом. Вскоре шайка созналась в том, что похищала людей с целью завладеть их имуществом… а еще им нечего было кушать. Даже бывалые оперативники оторопели от услышанного. Гастарбайтеры жаловались на скупых работодателей, месяцами не выдающим заработанные деньги, на холод и голод, но менты не слушали их. Они лишь спросили – где?..
…Копали недолго, земля была мягкой. В воздухе распространялся запах перегноя и падали. Строители тем временем рассказывали, как они утилизировали тела: расчленяли их болгарками, все съестное оставляли себе, потроха, кости и головы сваливали в могилу. Ценные вещи делили между собой. Понимая, что терять нечего, ведали, какие блюда готовили из наших соседей…Нахваливали пловы, гуляши и бульоны. Закатывали мясо в банки – на зиму. Ментам хотелось пристрелить выродков на месте, без суда и следствия.
Наконец следственной группе открылось массовое захоронение: фрагменты тринадцати человеческих тел и останки четырех собак. Тут и там из земли скалились черепа. На некоторых костях сохранилось мясо, но с большинства оно было счищено ножами. Даже видавшие виды опера отворачивались, иных мутило.
На закрытом заседании всем вынесли пожизненное. Никто не дожил до зимы.
