Мой папа тогда сильно болел, был в реанимации, и врачи говорили, что вряд ли выкарабкается. Сейчас мне уже 22 года, но я до сих пор с трепетом впоминаю это. Мама не сдавалась. Моя сестра была в 9м классе, а мне было где-то 10 лет. Сестра поехала искать лекарство, мама дневали и ночевала в больнице, потому как сама медработник. Тогда было очень тяжело. Я оставалась дома сутками напролет, не считая походов в школу, помню, что любое обидное слово от одноклассников меня обижало, но я не в силах была рассказать им, почему мне так плохо. Частенько меня дразнили и обижали, но это меня совсем не пугало. Родственники уже списали нас со счетов, звонили и предлагали деньги на похороны. Мне было так страшно. Ведь папа то жив, но никто не хотел нас поддержать…Мой папа тогда сильно болел, был в реанимации, и врачи говорили, что вряд ли выкарабкается. Сейчас мне уже 22 года, но я до сих пор с трепетом впоминаю это. Мама не сдавалась. Моя сестра была в 9м классе, а мне было где-то 10 лет. Сестра поехала искать лекарство, мама дневали и ночевала в больнице, потому как сама медработник. Тогда было очень тяжело. Я оставалась дома сутками напролет, не считая походов в школу, помню, что любое обидное слово от одноклассников меня обижало, но я не в силах была рассказать им, почему мне так плохо. Частенько меня дразнили и обижали, но это меня совсем не пугало. Родственники уже списали нас со счетов, звонили и предлагали деньги на похороны. Мне было так страшно. Ведь папа то жив, но никто не хотел нас поддержать.
Однажды я в очередной раз осталась одна и раздался звонок. Я подняла трубку…
— Здравствуй, Лида.
— Здравствуйте… (Голос был незнакомым и довольно молодым.)
— Как папа?
— Все так же. — Потерянным голосом прошептала я.
— Вы с Олей вдвоем? (Оля — моя сестра)
— Нет…
— Не бойся ничего! Все у вас будет хорошо. Папа поправится очень скоро.
— А кто это? Что-то передать маме?
— Это дядя Сережа Соколов. Передавай папе, чтобы поправлялся и скорее вставал на ноги!
— Но… — Начала было я, но трубку на том конце положили.
Не прошло и недели, как папа пришел в себя, и врачи говорили, что это чудо. Помню, как дедушка вел меня за руку по больничному коридору, я несла папе огромного петушка из жжёного сахара и уронила его на пол. Он раскололся, и я плакала. потому, что он больше не такой красивый. Папа обнял меня одной рукой и, зажимая пальцами дырку на шее, оставшуюся от трубки, сказал, что несмотря на то, что он сломался, он наверняка не утратил своего вкуса. Папа был очень худым, но все же улыбался. Я внезапно вспомнила про звонок этого дяди Сережи. И сказала, что он просил скорее выздоравливать… Папа внимательно на меня посмотрел, потом молча посмотрел на маму. У нее глаза вылезли на лоб от удивления. Очень долго все молчали.
Когда же я спросила, что же все таки произошло, уже гораздо позже, лет 8 спустя, отец рассказал мне, что Соколова Сергея он знает только одного, и он утонул в реке задолго до моего рождения. Он был лучшим другом отца…
