на Screepy.ru

Эй! Меня кто-нибудь слышит!? Меня зовут Джон Нортон. Со мной что-то произошло страшное, мне кажется, я сошел с ума!

Я летел рейсом 5481 из Шарлотта в Гринвилл. Ничего странного не происходило, разве что немного тряхануло, когда мы вылетали. Прошло уже достаточно времени, и я уже беспокоился почему мы так еще и не приземлились. Только спустя 3 часа (!) самолет стал садиться. Как только мы приземлились, я сразу же рванул к выходу, так как опаздывал. Что было в тот момент для меня странно, никто не вставал с мест и не делал никаких движении. Хотя сейчас я, кажется, понимаю почему.

Как только я вышел, то увидел, что мы находимся не в Гринвилле, а в каком-то другом городе. Видимо, совершили аварийную посадку, подумал я, но не вернулся в самолет, а пошел дальше. Аэропорт был абсолютно пуст. Наверное, он уже давно не работал, так как табло на стене было не электронным и показывало рейсы 79 года. Я двинулся дальше, в надежде найти в этом городе место перекусить.

На улицах было безлюдно. Ни одной проезжей машины или пешехода. Повсюду расстилался густой тяжелый туман, я мог видеть метров на пять, не дальше. Пока я шел было странное ощущение, что на меня из-за углов кто-то смотрит. Я оборачивался, но никого не видел. По телу прошла мелкая дрожь, а на лбу проступили холодные капли пота. Что-то здесь очень странное творится, подумал я. Повсюду были припаркованы допотопные старые машины, времен 60-70-х. Наконец, я нашел захудалый магазин средней паршивости, как раз для таких городков. Зайдя я также никого не увидел: ни продавца, ни покупателей. Но тревога только усилилась. Теперь мне казалось, что на меня со всех сторон смотрят невидимые глаза и чего-то от меня ждут. Я прошелся по товарам – все просрочено! Я взял упаковку конфет и посмотрел дату изготовления. 1979 год! Я бросился к кассирному столику, там валялся старый чек. На нем была дата: отбито 14 мая 1979 года!

У меня подкосились ноги. В этом городе никто не живет уже 34 года! Я рысью побежал к аэропорту, забыв свои вещи в магазине. Вездесущие невидимые глаза двигались за мной по пятам. Воздух звенел в ушах, и мне казалось, что кто-то настойчиво шепчет мне на ухо. Это было невыносимо! Я вбежал внутрь аэропорта и посмотрел в окно. Сердце, казалось, у меня остановилось. Самолета уже не было! Он улетел, оставив меня наедине с пустым городом! Я уже не мог стоять и рухнул на колени. Слезы потекли из глаз, и я не мог их остановить. Я стоял на коленях в центре заброшенного аэропорта и плакал. Потом закричал, надеясь, что в самолете меня услышат и заберут из этого ада. Я кричал, столько, сколько хватало сил. До хрипа, до головной боли. Затем у меня окончательно кончились силы, и я потерял сознание. Проснулся я оттого, что мое тело ползло по плитке в сторону выхода. Меня что-то схватило за запястья. Это были человеческие руки, но от них веяло страшным холодом, как из морозилки. Сил на то, чтобы вырваться из хваток у меня не было, и я снова потерял сознание.

Очнувшись, я оказался на каком-то перекрестке. Ноги совершенно не слушались, голова с трудом поворачивалась. Все тело закостенело, как будто меня прибили к дороге тысячи гвоздей. Я провалялся на голом асфальте около получаса. Затем, собравши всю оставшуюся силу воли, я медленно приподнялся. Ноги были все еще ватными, передвигался я с трудом. Я решил найти себе машину, чтобы выбраться. Вокруг меня были одноэтажные домики, небольшого размера. Но машин нигде не было. Я ходил от квартала к кварталу, но так и не нашел ни одного автомобиля. Они все как будто испарились! Пока я шел, нечто снова начало следить за мной отовсюду: из окон домов, кустов, из-за столбов. Внезапно, я увидел, как из тумана появилась фигура девочки. Я окаменел и как зомби уставился на нее. Она даже не посмотрела в мою сторону, просто бежала себе, и вскоре скрылась в тумане. Что-то странное в ней было. Нет, не то, что это первый человек, которого я увидел в этом проклятом городе. Девочка была прозрачной, как из тумана! У меня началась истерика. Я побежал в обратную сторону. Просто бежал, ни на что не оглядываясь. Тем временем «жизнь» в городке начала бурлить. Появились машины, сделанные из тумана, в них сидели такие же туманные люди-призраки. Из домов выходили привидения, как будто на работу. Все их пустые глаза смотрели на меня, но призраки продолжали свой путь.

Наконец, я добрался до конца города. Передо мной из тумана выплыла табличка с надписью «Вы уезжаете из города Слипстоун. Доброго вам пути!» Я уже не мог бежать и пошел медленнее. Шел я, пожалуй, часа три, а этот чертов туман все никак не рассеивался. Мне казалось, что он наоборот становится все ближе и скоро поглотит меня и утащит обратно в эту преисподнюю. От голода я не мог ни о чем думать. Все это казалось каким-то сном, и я вот-вот проснусь в уютном сухом кресле самолета. Но, к сожалению, это не сон. Вскоре, я увидел еще одну табличку. Меня бросило в жар, а тело все взмокло. На ней была надпись: «Добро пожаловать в Слипстоун. Население 2306 человек».

Я уже третью неделю живу в заброшенном магазине. Консервы уже на исходе. Я вижу их. Они снаружи. Просто стоят, смотрят на меня и никуда не уходят. Видимо ждут, когда я их впущу. Я нашел в местной радиостанции звукозаписывающее устройство, способное передавать сигнал. Вроде бы оно исправно, хотя я могу передавать сообщения только на одной волне. Я уже не знаю, все ли здесь происходит по настоящему или я уже лежу в какой-нибудь психушке, и это все галлюцинации. Я узнал, что эти чудовища могут ходить только в тумане, иначе они исчезнут. Несмотря на то, что я включил три вентилятора, которые нашел здесь, туман все же медленно просачивается сквозь дверную щель. Если кто-нибудь меня слышит, заберите меня отсюда. Я в Слипстоуне! Я в Слипстоуне! Я здесь не один!

8 января 2003 года Небольшой пассажирский турбовинтовой самолет Beech 1900, выполнявший рейс в Гринвилл (штат Южная Каролина) при взлете в 08.45 по местному времени в среду ушел влево и вертикально вверх, после чего перевернулся и упал на ангар авиакомпании US Airways в международном аэропорту города Шарлотт. Жертвами трагедии стали почти все находившиеся на борту небольшого пассажирского самолета — 17 пассажиров и два члена экипажа. Еще два человека считаются пропавшими без вести.

Данное сообщение шло по никогда не использовавшейся частоте, однако, было перехвачено одним радиолюбителем из штата Северная Каролина. Он показал запись полиции. Началось расследование, в ходе которого было выяснено, что город Слипстоун отсутствует на карте США. Данную запись посчитали шуткой, а дело закрыли. Интересным в записи, однако, показалось то, что в последнюю минуту были слышны странные звуки похожие на шепот. Экспертиза опровергла то, что звуки принадлежат человеку, животному или были созданы искусственно.

Запись была выложена в сети интернет на некоем сайте пропавших без вести, однако через несколько дней исчезла.

Местонахождение пассажира Джона Нортона, летевшего рейсом 5481, до сих пор не установлено. Читать полностью…

Я всегда говорю, что мужчина должен полностью себя контролировать, вплоть до взгляда и случайного слова. Звучит пафосно, но никто и не догадывается, что стоит за этими принципами. Я и сам стараюсь не вспоминать.

Дело было прошлой зимой. Обычный день : учеба, после работа, вечером — домой. После учебы часов в 5 ехал на трамвае на работу. Уже темнело. Делать было нечего, пялил в окно на прохожих, машины,дома…И лучше бы этого не делал.

Наверняка вы ни раз замечали, что окна в светлое время суток остаются темными, если в комнате не горит свет. Так вот, окна большинства окон домов, проплывающих мимо, были как раз достаточно темными, чтобы не видеть что происходит в комнате, но видеть цветочки-кактусы на подоконнике и тд. Я скользил по ним взглядом, предаваясь размышлениям о том, как мир заебал и как хочется вместо работы рвануть к своей тян и устроить теплый ламповый вечер. И тут краем взгляда я заметил какое-то подозрительно белое пятно в окне, ну и естественно пригляделся. И вопреки тому, что ждал увидеть белого кошака на подоконнике или полотенце на крайняк, я увидел девушку. Или женщину. С подозрительно бледным лицом. настолько бледным, что оно чуть ли не светилось. Если бы не это хрен бы я её в окне заметил.Трамвай проехал , окно осталось позади, у меня осталось лишь какое-то странное , неприятное ощущение : что-то в этом лице явно было не так, даже помимо этой бледности.

Не успел я задуматься о том, что же именно было не так, как взгляд снова заметил белое пятно, мгновение — и я снова смотрю на это лицо в окне дома. Другого блять дома! Откуда оно там? И в этот раз девушка явно смотрела прямо на меня. Волосы встали дыбом: хотя в её лице не было ничего несвойственного человеку: правильные черты лица, никаких уродств…но я явно почувтсвовал что-то противоестественное и явно очень, очень агрессивно ко мне настроенное. Лицо не выражало никаких эмоций, но ощущение было такое, что оно просто искажено злобой и ненавистью. И снова это был лишь краткий миг — окно снова осталось далеко позади.Сердце колотилось, но разум успокаивал меня : ну мало ли, показалось, совпадение — с кем не бывает. Естественно в окно смотреть больше не хотелось, достал плеер, включил музыку и стал пялить в салон трамвая. салон был полупустой, никто не стоял, половина сидячих мест занято — обычное дело в это время.впереди меня через несколько сидений сидела явно девушка, в шубке с поднятым капюшоном. стал рассматривать её спину, задумался, что за шубка, из какого зверя. девушка слегка повернула голову — видимо посмотреть в окно — и успокоившиеся было волосы вновь вскочили дыбом и кирпичи посыпались с сухим треском — лицо было мертвенно бледным, эти черты , эти глаза…моргнул — нет, обычное лицо, южный загар — какая нафиг бледность? Но ужас и не думал уходить.

Моя остановка, выхожу. музыка, прогулка — вроде успокоился.

Остаток вечера прошел как обычно : отработал, вечером позвонил друзьям — как не попить пивка после такого дня. встретились, поболтали, все ужасы дня как рукой сняло, и правда, с чего бы давдцатидвухлетнему мужику бояться каких-то глюков. В хорошем настроении отправился домой. Пока шел по темноте было сильно не по себе. Ну и бог с ним. Пришел домой, включил свет во всех комнатах, занялся своими делами.

На улице заорала сигнализация, решил выглянуть во двор. смотрю во двор,чья-то машина орет,рядом никого — видимо хулиганы уже убежали,или вообще ветер сыграл злую шутку.а дом напротив находится метрах в 50, т.е окна проглядываются мягко говоря прекрасно. собираюсь разворачиваться, взгляд поднимается наверх — и на уровне 4го этажа в окне СНОВА ЭТО ЕБАНОЕ ЛИЦО. ноги как обледенели, и как я не хотел развернуться не мог. как не мог и отвести глаз. это лицо в этот раз не ограничилось покерфэйсом, в этот раз оно посмотрела на меня и лицо слегка дрогнуло, как мне показалось, удовлетворенно, мол, вот ты где, голубчик, не убежал.

У меня наворачиваются слезы на лицо, я с силой отталкиваюсь от окна руками и падаю на жопу, продолжаю с ужасом смотреть на собственное окно. естественно снизу я уже не вижу дома напротив…но эту тварь это явно не устраивало, потому что она продолжала пялиться на меня сквозь уже моё окно . я хуй знает как она парила снаружи, как держалась, но это меня интересовало меньше всего на свете , потому что я чувствовал — это пиздец и жить мне явно осталось недолго. словно в подтверждение моих умозаключений к стеклу подтянулась не менее бледная рука и шлепнула ладонью по стеклу. звук был настолько гулким, что все малейшие надежды на то, что это все оптический обман,развеялись как карточный домик выстрелом из танка. я заорал \»бери что хочешь, сука, но не трогай меня\» — и внезапно зрачки твари расширились, она удовлетворенно кивнула и резко дернулась влево далеко за пределы моего окна. пропала.

Стоит ли говорить, что меня трясло как суку, я кое-как дошел до кухни, наглотался коньяка и уснул в закрытой освещенной комнате с зашторенными окнами и запертой на замок дверью мертвым сном.

Разбудил меня звонок. Мать моей тян. Сквозь слезы попросила приехать как можно скорее. Я покрылся мурашками, вызвал такси, домчался на другой конец города, не помню как взлетел на 7й этаж, не помню, как заходил, но никогда не забуду то, что увидел. моя девушка сидела на полу, прислонившись спиной к креслу и смотрела с ужасом в окно, из глаз и ушей тянулись красные нити засохшей крови. \»бери что хочешь, сука, но не трогай меня\». я дорого заплатил за неумение контролировать собственные слова.

С тех пор я живу с постоянным страхом в душе и с тяжелейшем чувством вины. \»мужчина должен полностью себя контролировать, вплоть до взгляда и случайного слова\».Никогда не бросай взгляд в окна и не говори того, что может стать приговором тебе или твоим близким.

Можешь не верить мне, Анон, можешь считать это выдумкой,но эта история никогда не станет выдумкой для меня, хотя я бы многое за это отдал. Многое. Не все. Слова всегда стоит контролировать. Читать полностью…

В мае я уволился нахуй с быдлоработы, прихватил причитавшуюся сумму, свою тян и сьебал в деревню отдохнуть, недалеко от Пензы. Деревня небольшая, но не загинается, там фермы какие-то рядом, реки, леса, короче как-то выкручиваются. Ну и родня у меня там кой-какая. У родни я жить не хотел, ибо там хоть и родное, но быдло и многовато их в доме, снял домик рядом с нашим — у бабки Дарьи — обычная старушка, муж помер давно, сын спился, внуки разьехались, живет себе, козу доит. В комнатах занавесочки, рюшечки, старый тюль.

Ну вьехали, отдыхаем себе с тян, сексуемся, гуляем, в медленном инетике сидим. Ну как водится, время от времени быдлородня бухаловку устраивает, короче, наслаждаемся Рюсским Отдыхом. Но баба Даша оказалась немножко, мягко говоря, странной. Сначала все ок было, но прошли пара недель, познакомились как-то, и бля, вот к примеру. Выхожу я утром на кухню, а она стоит посуду свою моет, над раковиной нагнулась. Только юбка у нее задрана. Ну я съебался и сделал вид, что не заметил нихуя. Мало ли, думаю, ебанутая, жопу вентилирует, старая, привыкла одна жить, может альцгеймер какой-то. Потом однажды, после того как мы с тян всю ночь сексовались до некоторой фрустрации, сижу себе, утром чай пью, тян ушла к родственникам, помогать жратву на ДР готовить, а бабка подсела к столу, налила себе чай, сидит на блюдечко дует, руки трясутся, чай разливается, вдруг смотрит мне в глаза упорно, подмигнула и говорит — что, насадил жопу молодую на хуец? в ротик малафьи напускал, накончал, молодец? я типа хохохо-трололо, извините если мы шумели (хотя она вообще в дальнем конце дома спит, нихуя через двери+коридор не слышно было бы, да и тян у меня не любительница вопить) ну типа сделал вид, что это КАК БЫ НАШИ ДЕРЕВЕНСКИЕ БЫДЛОШУТКИ

и вот в середине Июня где-то (на самом деле, думаю, это было 23 число, Иванов день), вечером валяемся в кровати, ну болтаем о том о сем, че да как дальше, куда работать пойду, и т.д. вдруг тян меня хватает за руку, говорит смотри — и показывает на тополя, которые через дорогу растут ну я грю — чо там. показала на один из тополей и тут я вижу — блядь, там лицо человеческое на высоте (хз сколько метров эти тополя растут, но выше третьего этажа) выглядывает из-за ствола. я в рюкзаке порылся, достал бинокль (ну думали типа туристы будем, но хуй там), присмотрелись — это, как вы понимаете, баба Даша. обняла дерево, смотрит туда-сюда, месяц светит — глаза белые как закатившиеся, пиздец короче.

я думаю — быть такого не может. прошел через коридор, заглянул в бабкину комнату — нихуя, лежит себе, храпит. вернулся к себе — тян говорит — да это сова была просто, улетела уже, лицо типа примерещилось. утром в деревне типа бяда-бяда, у какой-то Таньки на другом конце улицы ребенок \»задохнулся в кроватке\», но я тогда как бы не связал это все — и правда ведь, всего лишь сова примерещилась.

все было окей, после этого, до начала Июля, пока бабка не сказала %username%-тян очередную фразу в своем духе — \»что, набесилась матка, набалась пиздюшка? смотри мне, малафьей-молочком да кровушкой простыньки не залей\»

тян на нее наорала и весь день все ходили типа надутые, а я ее успокаивал, мол бабка двинулась совсем. ну говорю — на днях уже соберемся и поедем в мск. — ночью проснулся, не спится. тян сопит себе, я вышел, сел на крыльцо покурить. вдруг слышу дверь скрипит в нашей комнате — иду обратно — смотрю — тян нет. выглянул через дверь в сад — вижу за садом уже в поле идет тян моя — в одних трусиках и бабка в ночнушке перед ней. я шорты натянул (ну не бегать же по деревне в трусах лол) — пошел за ними. пока в комнату бегал — смотрю, нет их уже.

выхожу через заднюю калитку, а дальше — это самое поле на холм поднимается. там ебаная пшеница или просто трава, я хз как это называется. наверное луг для каких-то коров. а за полем и по бокам — лес. луна светит, ярко. и вдруг вижу, метров 50 от меня от меня бабкино лицо в траве. она будто на четвереньках там стояла, или лежала. а я в тени дерева со двора стоял, шагнул вперед на поле — и она меня заметила сразу, смотрит на меня, потом затряслась как-то и блядь, поползла ко мне. только она не ползла, а ну как змея извиваясь двигалась. и все быстрее и быстрее и когда близко была вдруг прыгнула как-то и уже стоит рядом. тут я понимаю, что она голая, но, блядь, в платочке — и улыбается, растянув губы, в руке у нее длинный кустик крапивы и ощимта с реальностью что-то далеко неправильно, а мой сфинктер предательски дрожит.

и вот она стоит и смотрит мне в глаза и делает движения, будто пытается вперед шагнуть, но не может, потом зарычала как-то горлом — и смотрит мне на грудь. а я-то вышел — шорты да сандалии, без рубашки, а на груди крестик висит. Сам я атеист, а тян в молодости (до 17 лет) была немножко пгмнутая (а до того буддистка, лол, ну сами знаете, поиски и прочая хуйня), поэтому я ношу крестик — как подарок от нее. Туда она и смотрела, она подергалась-подергалась, порычала, потом плюнула в грудь мне и ударила крапивой. было больно шопиздец. потом поет — \»козлу молилась и медведю молилась, ночки не спала, кровушки пила\», \»с рогатым еблась, с косолапым еблась, во поле бежала, плакала-кричала\» это просто пиздец — стоит перед тобой голая старуха 80 лет, сиськи отвисшие, живот висит дряблый, лицо злобное и декламирует хуевые частушки.

тут во мне злость закипела, я сделал ББПЕ и схватил ее за волосы — сука, говорю, ведьма ебучая, где %username-тян%?

она вдруг зарычит опять и выдает в духе — \»сдохнешь, выблядок, кресту не напизжу, скоро сдохнешь, высерок гнилой, только тебя мишка раньше покушает, да высрет на лугу, а сучку твою я уже выжрала, матку выжрала, говна насосала, в рот нассала и задушила. Так я сына убила, так я внуков убила, в лесу посадила… сидит семейка за пеньком, а твоя сука дохлая будет нам соседкой\» потом шею вытянула как червяк какой-то и укусила меня за руку, я ору, она вырвалась, легла лицом вниз на траву и опять как змея (только задом наперед, лол) унеслась в лес, не отводя от меня взгляда. на дикой, блядь, скорости. у меня в руке остался платок и выдраные седые волосы.

короче пиздец. я думал прямо на месте сойду с ума. стою и трясусь, думаю — то ли сьебывать, то ли в лес идти, тян искать, но страшно же. через минут пять короче, слышу тян меня зовет со стороны дома, она вообще, оказывается из дома не выходила. хз, что было бы, если бы я таки в лес пошел. я сказал ей, что только что звонил лучший друг, которого она знает, у него беда-трагедия, срочно в мск. собрались, я зашел к нашим, разбудил дядю, попросил на станцию отвезти и уехали. пока мы в поезде ехали, я в окно глядел, мне все время казалось, что лицо этой бабки серди деревьев или травы мелькает тян неделю назад сказала, что нам надо пожить раздельно, типа я слишком нервный и злой стал. а я вообще-то боюсь, иногда мне кажется, что эта бабка выслеживает меня и когда-нибудь постучит в окно моего девятого этажа, или блядь, я увижу тень похожую на медведя в углу. или как баба Даша ползет по дереву или выглядывает из листвы. короче страшненько мне, рачик.

когда тян ушла, крестик я выкинул нахуй, чтобы избавиться от ощущения всей этой религиозной мистики. но, по-моему, не особо помогло. Читать полностью…

Я расскажу тебе историю, произошедшую со мной одним весенним вечером. Было около полуночи, я сидел за компьютером и листал чаны; и уже собирался идти спать, как за окном раздался омерзительно громкий скрип. Угадай, что это? Это…детская качеля через дорогу. Вот, опять. Уже две недели как. Я иногда задумываюсь, кто же в такую пору там качается? Я видел эту площадку, там качели для совсем маленьких, взрослый человек в такую и не сядет, ноги девать некуда. Неужели кто-то в полночь водит ребенка поиграть? Ну хорошо, может быть человек занятой и хочет уделить внимание своему отроку. Ну на пять минут, ну на десять. Но это ведь по полночи продолжается иногда.

Вдруг я услышал, как этажом выше хлопнуло окно, и грубый голос бывшего спецназовца Алексеича в весьма нелестных выражениях поинтересовался у неизвестного папаши, что, собственно, нужно его ребенку в такую пору на качелях, и где он видел эти ночные прогулки. Скрип прекратился, но через несколько минут возобновился, и стал каким-то совсем мерзким и назойливым. Мне даже послышалось, что я слышу в нём истерический смех. Сверху раздалось какое-то бормотанье, затем хлопнула входная дверь и я услышал громкие шаги на лестнице. Видимо, Алексеичу не понравилось такое отношение. «Милицию может вызвать – промелькнула мысль – ребенок всё-таки». Однако, поколебавшись минуты две-три, я решил не вмешиваться, и всё же идти спать. Да и скрип к тому моменту уже прекратился.

Ну и что? — спросишь ты. Я тебе вот что скажу…никогда не пытайся узнать, кто качается на детских площадках, когда наступает ночь. Честно. Потому что утром Алексеича нашли на тех самых качелях. Мёртвого и совершенно седого. Врач сказал — остановка сердца. Читать полностью…

В прошлом сентябре в четверг мне пришлось часам к 11 вечера поехать по работе на Ярославский вокзал передать одну посылку. Начальник сказал, что на следующий день я могу выйти после обеда, чтобы хорошо поспать и компенсировать, таким образом, сверхурочные. В своём спальном районе на востоке ДС я был к полуночи, рано с утра вставать было не надо, я взял пивка и решил спокойно посидеть. Я сел на лавку в соседнем от моего дома квартале, я любил то место, там никогда не было людно, не было как такового двора, два жилых дома и детский сад образовывают довольно большой треугольник, заросший деревьями. Дома выходят на этот треугольник задними окнами, там ничего нет, только тропинка, по которой выгуливают собак, да голубятня в центре треугольника. Рядом с голубятней под двумя старыми клёнами стоит скамейка, которую явно строила не управа района. Скамейка была самодельной и, по всей видимости, её сделал хозяин голубятни, чтобы сидеть на ней после того, как закончит свои дела с голубями. Я любил там сидеть, всегда безлюдно, никакого пьяного быдла, тихо и спокойно. Особенно по будням. В ту ночь там тоже никого не было, я сел на скамейку, закурил и открыл бутылку пива. Сначала я даже не придал этому значения, внутри голубятни горел свет. Через какое-то время я подумал, что никогда не видел, чтобы кто-то входил в эту голубятню или чтобы там по вечерам горел свет, а ведь я часто сидел на этой лавочке. Я обычно не бросаю сразу окурок, а тушу его обо что-то, поэтому на какое-то мгновение я опустил глаза, чтобы потушить сигарету об опору скамейки. Когда я поднял глаза, то увидел, что в матовом пластиковом окне голубятни стоит силуэт человека. Я не мог понять, стоит он спиной или лицом ко мне, я просто видел тёмный силуэт у окна. Прошло пару минут, я отхлебнул несколько раз пиво, силуэт не двигался. На меня стал волнами набегать необъяснимый страх. Волосы на загривке буквально вставали дыбом. Казалось бы, что страшного, ну хозяин голубятни оказался полуночником, стоит там, смотрит за чем-то. Но какое-то иррациональное чувство говорило мне: «Беги отсюда, если ОНО заметит тебя, то будет поздно!» Стук моего сердца начал казаться мне набатом, от ужаса я оцепенел и не мог двигаться. Каким-то нечеловеческим усилием воли я всё-таки смог вскочить со скамейки и броситься бежать со всех ног. Нет, никто не бежал мной, не хватал костлявой рукой за плечо, я добежал до угла дома, выскочил на тротуар, там отдышался и пошёл домой. Я почти забыл об этом случае, посчитал обычной панической атакой, которая иногда охватывает тебя, когда ты находишься один в тёмной квартире. Но через месяц я пил пиво с соседом, который, в отличие от меня, знал много людей в нашем районе и был в курсе всех новостей. Я упомянул в разговоре эту голубятню, видно, всё ещё находился под впечатлением от той ночи. Сосед мне и рассказал, что около года назад хозяин голубятни вышел из квартиры. Куда он собирался идти, никто не знает, но он имел обыкновение всегда заглядывать в свою голубятню хоть и на пять минут. С тех пор его никто не видел, трупа также не нашли, и что с ним случилось, никто не знает. А сама голубятня с тех пор стоит запертая и никто ей не пользуется. С тех пор я не сижу на той лавочке и вообще там не хожу. А неделю назад утром рядом с лавочкой нашли тело дяди Саши, нашего «домашнего» алкоголика. Его задушили голыми руками, на шее остались следы от пальцев. Надеюсь, милиция найдёт убийцу, дядю Сашу мы любили, он был мирным и спокойным алкоголиком, хорошим мужиком. А милиция работает, участковый ко мне приходил на днях, расспрашивал о дяде Саше, интересную вещь заодно рассказал. Оказывается, в то утро всегда запертая дверь голубятни была открыта. Читать полностью…

Дико сру кирпичами. сейчас пошел мыться. В общем зашел, разделся, залез в ванну, начал, гхм, придаваться одиночными утехами… конструкция санузла у нас такая что ванная стоит прямо напротив двери. И вот я вижу как дверная ручка (Забавная такая ручка, с довольно тугой пружиной) начинает дергаться вверх-вниз, словно дверь кто-то пытается открыть кто-то с другой стороны. Пытается настойчиво и сильно, я даже сквозь шум душа услышал звуки дверного механизма и стук ручки. Я в квартире один уже два дня, родители уехали на дачу. Следовательно я точно был в квартире единственным обитателем. и вернутся с дачи они не могли, время уже совсем позднее было, далеко за полночь. В крайнем случае, хлопок железной входной двери я бы услышал точно. Ручка дергается, а я тихонько отползаю в дальний конец ванны. У меня в голове нет никаких мыслей, кроме одной — «сиди тихо». я даже душ не решился выключать. Ручка подергалась ещё минуту, а потом прекратила. А я ещё некоторое время сидел в углу ванны со включенным душем, не смея даже глубоко вздохнуть. может. я так сидел пятнадцать минут, может два часа, часов при мне не было, но для меня это ожидание длилось пару вечностей. наконец я вылез из ванны, выключил душ, наспех вытерся и оделся. аккуратно прислушался и затем, роняя кирпичи на кафель, вышел из ванны. Ничего. пусто. обошел всю квартиру, включил везде свет. Ни-че-го. и никого. Входная дверь все так же заперта. Сейчас я пишу это сообщение тебе. руки всё ещё страшно дрожат. И я воздаю хвалу всем известным мне божествам, вне зависимости от того верю ли я в них, за то что я имею привычку запирать дверь когда моюсь, даже если я в квартире один. иначе кто знает что бы произошло… У меня теперь периодически неприятно дергается один мускул на ноге… надеюсь это пройдет когда я успокоюсь… если успокоюсь. Читать полностью…

Мне вдруг припомнились некоторые донельзя странные подробности, имевшие место осенью, в далеком уже ныне 1988-ом году, случившиеся с моим, в текущее время покойным, отцом. В то время, поскольку с деньгами у нас тогда была изрядная напряженка, он периодически подрабатывал грузчиком в ночные смены. Обыкновенно работал отец в тандеме с напарником, однако, на сей раз напарник благополучно провалялся в какой-то больничке, у него был, кажется, грипп в острой форме или что-то еще, в общем, это не суть важно. Дали, значит, ему задание расфасовать какие-то ящики в кузова стоящих на некой площадке грузовиков, означили адрес расположения этой площадки, отправили в путь на собственном же пикапчике, загруженном этими самыми ящиками. И, темной глухой осенней ночью, папа устремился на выполнение самой заурядной, казалось бы, работенки, благополучно доехав уже практически до конца пункта своего назначения. И тут неожиданно понял, что не вполне уверен, правильно ли он изберет дальнейший путь, потому как, то ли темное ночное покрывало повергло его в смятение, или присущая ему обычно излишняя задумчивость, быть может, что-то еще, так вот, помявшись какое-то кол-во времени, и поняв, что задание таки все равно следует выполнить, интуитивно выбрал себе дорогу. Все было вполне обыденно и типично, только лишь, по его словам, несколько смутило его тогда отсутствие какого-либо движения на тех улицах, ну, то есть, не было слышно вообще никакого естественного звука, лишь ветер трепал какие-то жестяные банки, кои слегка скрежетали о пыльный, залитый тьмой, и освещаемый лишь фарами пикапа, асфальт. Вскоре перед ним предстала искомая площадка, отец, в душе ощущая некоторое превосходство, как это всегда бывает в таких случаях, оттого, что человек справился с довольно непростой задачей, да еще и интуитивным путем. Совершенно ничего не подозревая, он остановил машину, открыл заднюю дверь, начал выгружать содержимое кузова, надеясь поскорее со всем покончить и завязать, и улепетнуть уже домой, в постельку к жене. Мимоходом, вновь слегка подивившись тому, что не единого звука цивилизации в этих местах не происходит, он уверенно прошагнул к пребывающим на площадке прочим грузовикам, принялся отворять их кузова, деловито и быстро запаковывая ящики. Справившись уже с половиной работы за довольно быстрое время, подогретый, отец направился к очередному грузовику. Однако, как оказалось впоследствии, положить в него назначенный груз так и не было ему суждено. Попутно, открывая створки кузова, он обратил внимание на то, что у стоящего пред ним транспортного средства номер был почему-то наполовину состоящим из перевернутых вопросительных знаков, то есть имел вид приблизительно такой: «¿какие-то цифры¿¿», ну, только знаки были перевернуты, как я уже отметил. Да и сам грузовик был выполнен из какого-то неясного материала, обладающего легким неестественным зеленоватым оттенком. Раздумывать, очевидно, отец не стал, надо все-таки кончать работу, и убираться уже отсюда как можно дальше, тем более что при лицезрении этого грузовика его начало обуревать слабое пока чувство какого-то животного ужаса. Однако, вопреки его ожиданиям, внутри машины его ждал несколько весьма неприятный сюрприз: путь в глубину кузова ему преградила какая-то странная, также створчатая стенка, которая, судя по всему, ввиду каких-то странных обстоятельств была затворена задвижкой, расположенной как бы с внутренней (?¿) стороны этих створок. Улетучившееся было чувство животного ужаса обуяло его вновь, с большей и яркой силой. Правда, пока своей работы, невзирая на все нарастающее беспокойство, переходящее посекундно в слепой ужас, он все ж таки решил не прекращать и начал отыскивать вероятные пути реализации своего задания. Да, как это ни странно видится на волне этого треда, он стал просовывать медленно и осторожно свои кисти сквозь щель хлипких, но еще не поддающихся створок, исключительно за тем, чтобы наконец-таки открыть препятствующую шпингалетку. В это же время все пространство вокруг него начало каким-то непостижимым образом волноваться, все окружающее виделось как бы в неком тумане, который, помимо всего прочего, еще и искривлял окружающие предметы, делал их, скажем так, волнообразными, не знаю, как это выразить, мне отец повествовал именно так. Он попытался принюхаться к пространству, что пребывало за заветной защелкой, оттуда доносился какой-то слегка затхловатый запах, будто бы какой-то залежалой одежды, отец изумился в еще большей степени, ибо уж одежды в этом месте быть никак не могло. Впрочем, абсолютно не должно было находиться здесь по определению и некоторых других вещей, самих створок, материала, которым была обделана машина, непонятного несуществующего номера, еще одной подробности, остановлюсь на ней чуть позже. В следующий момент скорость разворота событий, вызывающих неизъяснимый страх, многократно возросла. Вдруг пространство прекратило искривляться, а на смену этой особенности пришла иная: предательский холодок пробежал по его спине, едва заслышав то, как начал функционировать и тихонько урчать мотор того самого грузовика, в котором он сидел. Обернувшись назад, он заметил слабый красноватый свет включенных мерцающих фар. Здесь все страхи смешались в какой-то единый образ, сподвигнувший отца как можно мгновеннее устраниться от этого непонятного, непостижимого места, ибо факт работы двигателя в том месте, где находился он В ПОЛНЕЙШЕМ ОДИНОЧЕСТВЕ, стал для него последней каплей ужаса, переполнившей ту чашу терпения и сохранения самообладания при виде чего-то непознанного, что может выносить обыкновенный стандартный человек. И он стремительно рванул из грузовика, бросив все эти ящики и работу к обитающим здесь чертям, или кому бы то там ни было, и, думается ныне, поступил совершенно правильно, ведь кто может знать, вернулся бы он, иль пропал, сгинул бы навечно в этой странной, не поддающейся никаким объяснениям, но и не дающей возможность подвергать эту другую реальность сомнениям в её непосредственном существовании. До его собственного пикапа оставалось около 10 метров, как вдруг грузовик, судя по звукам, мягко тронулся и, набирая скорость, стремился в его сторону. Слепой животный страх, не покидающий отца, перешел на новый виток, и он твердо решил для себя не оборачиваться, чтобы не проститься с последними каплями рассудка при виде и понимании того, что являлось водителем этой невообразимо откуда возникшей грузовой машины. После этого он стремглав бросился к своей машинке, трясущимися руками едва как всунул ключ зажигания, повернул, и, все-таки случайным образом кинул свой взор в зеркало дальнего вида, и лицезрел то, что предпочел никогда более не вспоминать и не видеть совершенно. На месте шофера расположилась какая-то густая осклизлая ярко-красная аморфная масса с тошнотворными белыми прожилками и, казалось, пристально уставилась на наблюдателя своими слепыми жирными телесами. Отец инстинктивно выглянул из окна, рассудив, что с ним уже не может произойти чего-то худшего, и с ужасом обнаружил, что в машине на месте водителя нет никого. Однако, поглядев вновб в зеркало дальнего вида, он опять приметил отвратительную краснеющую жижу, которая, правда, начала опоясываться каким-то серым туманом и становилась уже какой-то нечеткой. Не раздумывая более ни над чем, отец, что было сил, вдавил на газ, и устремился прочь, в любое место, лишь бы не видеть творящихся здесь не подвластных сознанию вещей. Судорожно вращая баранкой и опять-таки руководствуясь лишь интуицией, он поворачивал сквозь множество темных поворотов, со всей их тишиной и погашенными окнами абсолютно везде. Внезапно отец осознал, что на деревьях не было ни единого листа, хотя осень еще отнюдь не была такой поздней, точнее было бы сказать, что деревья лишь отвратительно кривили свои скудные мертвенные ветви, обнажая ужасную пустоту и полную безжизненность. Спустя какое-то время двигатель почему-то заглох, и отцу пришлось бежать, опираясь на свои инстинкты самосохранения, бежать через все эти мертвые пространства, покинутые дома, безжизненные деревья, почти абсолютную тьму, не орошаемую свет луны, звезд, или хоть каких-нибудь фонарей. Вскорости он совсем выбился из сил, и почти не понимал, где теперь находится. Но здесь он испытал приятное тепло, ощущаемое лишь единицами тех, кто побывал в подобных приключениях, своеобразное новое рождение, поскольку на его лицо закапали свежие капля дождя, и в душу легло осознание, что инфернальный кошмар уже далеко-далеко позади, и, должно быть, более не встретится ему ни единожды. Он тотчас узнал местность, и побрел домой, надеясь попытаться отыскать свою машину лишь при помощи крепкой рюмки спиртного и с дюжими товарищами-грузчиками. Уже забрезжил розоватый рассвет, а он только-только прибыл домой и без сил повалился рядом со спящей женой, хотя, ему казалось, что был он в том месте лишь от силы час. Разбудил его звонок знакомого, который сообщил, что обнаружил его пикап, стоящий задними колесами в воде местной речки и обращенный передом к берегу, сейчас его уже вытянули и обсушили. Что интересно, грузовик был покрыт пылью, будто бы он простоял там не одну ночь, а несколько недель, и бензобак также был абсолютно пуст и иссушен, словно в него не заливали бензин примерно столько же времени. Затем выяснилось, что поехал он совсем не туда, куда следовало, а направился почему-то, судя по всем обстоятельствам, напрямую в толщи речной воды. Конечно, я не заявляю, что сия история имеет смысл в рассказе ОПа, просто обстоятельства заставили подумать, что отец мой непреднамеренно попал в некоторое пространственно-временное путешествие, и, вероятно, именно его руку мог наблюдать ОП. Хотя вряд ли, разумеется. Не знаю, что и думать даже. Такие дела. Читать полностью…

Видите ли, это было странное лето. Собственно, сейчас довольно поганая зима, я сижу через тор на доске, которая появилась еще совсем недавно, поэтому, думаю, рассказать все я смогу без особенных последствий. Так вот, это было странное лето, год не называю, не обессудьте. Мне было совершенно нечего делать дома, и я шатался по жаркому городу, унося асфальт на подметках. Домой приходил только спать, и то не всегда. Разумеется, ни девушки, ни подработки я себе не нашел, однако… нашел собеседников. Странноватая то была компания. Чистенькие юноши в тонких очочках и рубашках спокойных цветов. Девицы с минимумом косметики и непередаваемо прекрасной для нашего блядского болта кожей. Филфак, истфак, ФИПСИ, белой вороной гляделась выученица школы искусств — ненадолго, впрочем. Они собирались за городом; в нашем миллионнике без миллиона \»за городом\» — очень ощутимое понятие, дома переходят в леса ВНЕЗАПНО, как вин в фейл. Они находили полянку почище, расстилали три одинаковых клетчатых скатерти и пили сваренные тут же, на тщательно окопанном костерке, глинтвейн и непривычный мне травяной чай. И читали. Вслух. Читали обычно девушки, иногда даже хором, если дело доходило до имевших хоть какую-то ритмику вещей. С тертых ксерокопий на оборотах финансовых отчетов, девочки чистыми, всегда негромкими, но чуть приподнятыми голосами читали что-нибудь в стиле: -…пусть Туннель поедом ест тех, кто есть, пусть приносятся жертвы, всегда хватало торговцев, готовых раздобыть нужный товар, причем товар этот будет не лежалый, а самого лучшего качества; мы найдем, разузнаем, разыщем все ходы и даже все выходы, какие только есть в этом мире, мы поймем и овладеем, и тогда мир станет мостом, дорогой, по которой мы пойдем и вернемся, и никто не в силах будет помешать нам вернуться — туда, куда мы сможем и захотим… Надо же, помню еще, пальцы как сами отзываются. А если еще? Закрыть глаза и пустить пальцы вскач по черным клавишам клацать: ..далеко, далеко шагнули те, кто слишком поверил словам соблазняющего разум, они уже покинули свою колыбель, пересекли даже и реки времен и пространств, перенесясь вслед за тем, кто обещал: величина букв в данном случае значения, пожалуй, не имеет… а если имеет — так что ж, каждому свое, jedem das seine, вот и весь фокус; каждый видит то, что в силах видеть, понимать и ощущать, действуя в дальнейшем по приобретенному видению, руководствуясь им и направляясь… все туда же, куда и раньше, за много веков и километров. Да. Звуки помнятся, буквы помнятся. Хоть и было то в разные недели. Я приходил к ним только слушать. Поначалу. Мы с парнями разводили костер, набрав сушняка, вешали котелок — простой армейский котелок, приплюснутой буквой U, на ветку покрепче и ждали, пока дамы усядутся в круг и прочтут. Потом читали ребята — сухой пулеметной строчкой отличника они говорили о Зеботтендорфе, Гвидо фон Листе, Ланце фон Либенфельсе. Вскользь говорили о Кюммере, двое могли припомнить на память стихи фон Эшенбаха. Ни слова о Рейхе, но многое о Мировом льде. Ни слова о расах, но многое об Агарте. Если до того мой багаж знаний на эту тему ограничивался Яровратом (хе-хе), Лазарчуком и (в лучшем случае) Абелем Поссе, то теперь… Для них же все то, все эти литании госпожи Людендорф, были лишь разминкой. — Разминкой для чего? — спросил я раз Алексея, старшего над историками, высокого худого пятикурсника. — Увидишь, — хмыкнул он, — двадцать девятого и увидишь. — Слушать ты мог бы и повнимательнее, — проговорила старшая над чтицами, Ольга, сухая и тонкокостная блондинка, — двадцать девятое июля — День Искупления. Двадцать девятого мы собрались совсем недалеко от отстраиваемых предместий, в проплешине в сосновой лесопосадке, на маршруте, не пользующемся популярностью у грибников и туристов. Я и еще четверо парней покрепче принесли топорики, которыми радостно повалили немного сухостоя, после чего Даниил-философ показал нам, как сбить из напиленных поперечин широкий пятиугольник, скрепив напрочно длинными, вызывавшими в сознании слово \»корабельные\» гвоздями — прочее покололи на дрова. К празднику подготовились. Девушки пришли в корсетах, столь нетипичных для этого совершенно неготического по облику кружка, мы были чисто выбриты. Дамы раздали нам вино в принесенных Леной одинаковых хрустальных бокалах — тяжелых, еще советских — и мы выпили его, когда Ольга вышла на поляну. Видимо, она переоделась, пока мы возились с деревом. Босая, в белой ситцевой сорочке, болтавшейся на ее худой фигуре — не своя? — она прошла к пятиугольнику и улеглась на него, раскинув ноги и руки. Оргии не было. Леша и Даня прибили ее к раме, к углам — ладони, потом ступни. Она орала так, что заглушала поющих девушек. Парни посматривали на меня, но… я не двигался. Место под кострище было уже расчищено. С четыре слоя слагались дрова, полбаклашки бензина, как выяснилось, тоже запасенного заранее, было вылито туда же. Мы подняли раму на плечи — мне на плечо и на спину лилась кровь из продырявленной левой кисти Ольги, а выла она, кажется, прямо у меня над ухом — и возложили на неразведенный костер. Девушки тягуче, неожиданно глубоко орали-пели-читали: Тот, кто потерял путь, иди на маяк во тьме! Вызываем тебя на свет, повелеваем и молим явиться на свет! Кто исторгнут был, других исторгни! Кто пришел до — уходи, не вернись, не оглянись! Вернешься бабочкой — сгоришь! Вернешься пламенем — погаснешь! Клинком вернешься — ржа пожрет! Алексей бросил в костер немецкую зажигалку, якобы с немца в войну снятую. Он менял в ней кремень, тратился на заправку лучшим, что было… она не гасла, пока летела. Занялись дрова. Из болота зовем, с гор зовем, из пыли зовем, из пекла зовем! Вопль в небо — с неба эхо! Дескат-Зернебок, Черный! Дверь открыта, петли шатаются! Войди! Возьми! Выпей! Крик Ольги перестал быть человеческим, сливаясь с ревом пламени. А потом костер взорвался изнутри. Я припустил в лес с высокого старта, игнорируя бичующие ветки. Довольно быстро я выбежал на трассу, вдоль которой и направился к городу, надеясь поймать кого по дороге — деньги еще были. По бокам чернел лес… Именно чернел, вместо веселых сосенок; я думал, что этого чертова пламени было все-таки многовато для моих изнасилованных монитором глаз. Придорожная пыль, казалось, обвалакивала ботинки, но хоть не вздымалась вверх облаками. Она напоминала промасленный песок, только связность была подозрительно односторонней. Кляня родимые супеси, я выбрел на асфальт — дорога была совершенно пустой, без признаков приближающегося грузовика либо даже мопеда. Асфальт добродушно чвакнул под подошвой. Я остановился и чуть нагнулся. Серая лента, убегавшая к городу, имела непривычно губчатую структуру — притом губка та была мокрая, неглубокие следы на том, что заменило асфальт, затягивались неверным зеркалом темноватой лужи. Я припустил уже бегом. На лицо упала капля, затем еще одна. Слизнув ее с уголка губы, я почувствовал насыщенный вкус, который тянуло обозвать словом \»медный\» — и взглянул на небо. Длинные фиолетовые тучи завитыми полосами тянулись по черному небу к невидимой пока точки впереди. Медный дождь орошал мое лицо, а я искал Солнце и не находил его меж туч. Читать полностью…

Будучи студентом, я жил на квартире у одних стариков, в частном дворе, в отдельной, низенькой хатёнке, которая располагалась в глубине двора, на некотором удалении от основного дома, где жили старики. И вот однажды (это был выходной день), я приехал из дома (жил в соседнем городе), вечером. Ребята которые жили со мной не поприезжали, и я остался в гордом одиночестве. На Кубани ночи тёмные и очень тёплые. Я раскрыл все окна, и лёг на кровать у окна. Вдруг среди ночи, я проснулся от жуткого,женского, гортанного смеха, типа ха-ха-ха-ха-ха. Открыв глаза, я увидел в противоположном окне женщину, в упор на меня смотревшую стеклянными глазами, в белых одеждах, огромного роста и выражения каменного лица. Вылитая снежная королева из сказки Андерсена. Я испугался, и как страус, накрыл голову покрывалом, после чего вскочил, как ошпаренный и бросился бежать закрывать двери. В это время фигура выпрямилась, и отправилась в направлении входной двери. В оконном проёме я увидел область таза. (вот такого она была роста). Когдая закрыл дверь, бросился к окнам, а фигура пошла в сторону огорода, в глубь двора и я всё ещё слышал удаляющийся жуткий, гортанный смех ха-ха-ха-ха-ха-ха. Скажу сразу: к акоголю и наркотикам я отношусь категорически отрицательно, поэтому я был абсолютно здоров и в здравом уме. Так, что это было? Мне толковали по разному: кто говорил, что это приходила смерть, кто наоборот твердил, что это к удаче. Но после этого прошло уже 30 лет, а я продолжаю помнить каждую подробность. Читать полностью…

Итак, на дворе восемьдесят четвертый год, Узбекистан, мелкий городишко в двухстах километрах от Ташкента. Ангрен. Долина смерти. На самом деле, ничего особо страшного в том городишке не было, просто место не совсем приятное: повсюду горы. Они, казалось, нависают и хотят раздавить.

Приехали мы туда всем кланом: дед с бабкой (по материнской линии), мать и отец, тетка с семьей, дядя. Купили сразу несколько отличных квартир и дач и собрались жить долго и счастливо.

Проходит пять лет тихой и спокойной жизни — достаток семьи много выше среднего: мать работает в горисполкоме, отец ведет военподготовку в местном училище. Я учусь в шестом классе. Ну, драки на почве расовой ненависти, лол, — это вполне нормально.

И тут началось это. Сначала в доме начали появляться муравьи. Тысячи их. И давили эту мразь, и травили, чего только не делали, но они продолжали протаптывать свои дорожки. Через пару месяцев муравьи исчезли, а их место заняли тараканы. Огромные и мерзкие, в палец, пожалуй, длиной. Они появлялись ночью: ползали по стенам и потолку, падая периодически на лицо. Это было действительно мерзко.

Устав от безуспешной борьбы с инсектоидами, мы всей семьей перебрались к тетке. Та с мужем и дочерью жила на другом конце города в роскошной четырехкомнатной квартире на шестом этаже единственной в городе девятиэтажки.

Некоторое время было очень хорошо: смотрели всей семьей видик, играли с сестрой в не очень-то приличные игры (она на год старше) и занимались прочими веселыми вещами. Родители в это время занимались химической войной на старой квартире с применением санэпедстанции и другого тяжелого вооружения. Несколько месяцев пролетело как один день, и вот пора возвращаться домой.

Насекомых не было. Было странное ощущение угрозы. По крайней мере у меня. Родители, как истинные коммунисты, разумеется, не верили во всякую там чепуху. А ощущение никуда не девалось: находясь в квартире, я чувствовал, что за мной кто-то наблюдает. Смотрит недобро так. Немного погодя это чувство стало преследовать меня и вне стен дома. Стоило лишь остаться одному, выйти, например, за хлебом, и чувствуешь затылком сверлящий взгляд.

Я всегда старался находиться в обществе, пусть даже общество это сулило постоянную ругань и драки. Шлялся со сверстниками, пробовал курить… Я просто не мог находиться в той квартире. Спал уже в одной комнате с родителями.

В один \»прекрасный\» момент отец уехал на несколько месяцев в Ташкент. Вроде как квалификацию повышать. Хотя на самом деле дела семейные, угу. В итоге я остался с матерью один в трехкомнатной квартире. Ощущение опасности стало пропадать, казалось, невидимый соглядатай стал халтурить, а потом и совсем убрался. Я даже начал опять начал спать в отдельной комнате. Затишье перед бурей.

Я проснулся от ощущения леденящего душу ужаса. Некоторое время я не мог открыть глаза, нет, я не хотел их открывать. Я чувствовал — рядом смерть. До сих пор с содроганием вспоминаю те минуты. Тишина, даже тиканья часов не слышно, холод (в июле-то южной страны) и всепоглощающий ужас.

Вспышка и грохот — вот что вывело меня из состояния дрожащего на ветру листа. Я распахиваю глаза и вижу в луче фонаря согнувшуюся, видно, в корчах боли фигуру. Мгновенно вскакиваю с кровати и бегу к стоящей в дверном проеме с дробовиком в руках матери. Нарастающее ощущение ужаса — я вижу, как фигура медленно подымается… Когда оказываюсь за спиной матери, раздается еще несколько выстрелов, истошный крик. Кричит мать. Я тогда, кажется, обосрался и вырубился.

Очнулся уже дома у деда: за столом сидит мать, бледная-бледная, дядя и дед с бабкой. И несколько ментов толпятся. Что-то обсудив, дед вместе с дядькой и ментами отправились на нашу с матерью квартиру. Труп грабителя искать, хех. Через несколько часов после их ухода началась стрельба. Добротная такая: длинными очередями били.

Труп грабителя не нашли, и менты, сделав свое дело — пособирав гильзы и посчитав дырки в стенах, уехали. Дед с дядькой остались сторожить квартиру. А потом, видно, началось. Деда, говорят, нашли на веранде со стечкиным в руке. Мертвым. Сердечный приступ. Дядя хоть и остался жив, но поседел и стал заикаться. И запил крепко. Спился быстро.

На следующий день, не то что не дожидаясь похорон деда, но даже не простившись, мы с матерью уехали к отцу в Ташкент, а оттуда уже втроем вылетели в ДС.

Я пробовал разговаривать с матерью о том случае. Она всегда говорила неохотно: то это был бандюга, то дедово наследство, решившее отомстить через детей и внуков, то вообще неведомая ебаная хуйня. Однажды она разговорилась, сказав, что насверлила в твари, как минимум, две дырки полевой. В стене нашли лишь одно отверстие 12го калибра. Дед отстрелял 2 магазина — 40 патронов.

Прошло много лет, я давно съехал от родителей. Но без ножа я не выхожу даже в туалет. Впрочем, не думаю, что, если оно объявится, нож мне поможет. Читать полностью…