на Screepy.ru

Всё началось со снов. А точнее — с одного и того же сна.
Мне снились зубы. Самые обыкновенные человеческие зубы. Мои.
Обстоятельства всегда были разными: я могла быть дома, на работе, в уборной института, на пиратском судне, в космосе, цветочном саду или на лужайке Мистера Муравьеда, но суть всегда оставалась одной — они выпадали.
Почти без боли, но всегда с кровью. Вначале я чувствую как шатается один зуб. Я начинаю расшатывать его языком — я этого не хочу, но так получается. Пара мгновений и вот я держу его в руках, а до пустующего места во рту теперь противно дотрагиваться языком. Ну знаете как это бывает. Потом наступает очередь второго зуба. Я чувствую, что шатается и он. Взад-вперд, взад-вперед — и я уже чувствую привкус крови от второй зияющей дырки в своей десне.
Дальше — хуже. Зубы начинают выпадать с очередностью по два, по три, по пять. Скапливаются во рту, я не успеваю их выплёвывать. Все равно что набрать полный рот камней — чувства схожи. Не нахожу лучшего места — и все зубы, вперемешку со слюнями и кровью, летят ко мне в руки. Не самое приятно зрелище. Хуже этого только оголённые десны.
И знаете — к этому невозможно привыкнуть. Каждый раз так же мерзко и так же реалистично. Каждый раз, просыпаясь, первым делом нащупываю зубы. Каждый раз выдох облегчения. Фууууууф, если бы вы знали.
Если честно — вначале было даже забавно. Было, чем разбавить буднинские истории. Мол, а знаешь — у меня опять зубы выпали сегодня. Да ладно, серьезно? Ага. Прикол!
Потом стало не очень. Но это только начало.

А дальше было вот что.
Дома завелась моль. Это замечаешь не сразу. Там штучка, там штучка, там прибьешь, там смахнешь, там и забудешь.
Но её становилось больше. В один день я просто поняла, что она везде: на стенах в большой комнате (это там где диван и телевизор), у компьютера в другой комнате, на ноутбуке, в коридоре, когда надевала кеды и смотрелась в зеркало, в туалете, когда умывалась и занималась \»делами\», на кухне, когда готовила чай, в холодильнике, когда доставала творожок, но окончательно меня добил тот момент, когда я увидела моль в макаронах, а точнее в кастрюле, где три моли плавали вместе с моей потенциальной едой. В тот день я их не ела. А вечером попросила своего молодого человека вытряхнуть и проверить два ящика на кухне, где хранились злополучные макароны и прочие крупы. Сама я этого делать не стала — мне совсем не хотелось наткнуться на гнёзда этих штуковин. Собственно гнёзд оказалось три. Это было фуфуфу. Хорошо, что я этого не видела, а мой молодой человек быстро всё выкинул и промыл. Сошлись на том, что моль была кухонной, но я на всякий случай развесила еще вонючек по шкафам с одеждой, да и вообще везде. Но на этом тоже ничего не закончилось.

Моль не ушла. Её определенно стало меньше, но все же она все еще была в квартире.
Я предположила, что это выжившие из выкинутых гнёзд не могут вернуться назад и ищут новое прибежище, поэтому продолжала размазывать их по обоям, в надежде истребить последних солдат и успокоиться. Но сегодня я допустила, что возможно я ошиблась и стала раздумывать над местами возможных новых или незамеченных ранее гнёзд. И тут мне на глаза попался старый диван. В диване имелся большой отсек для одеял, подушек, постельного белья и всего такого. Но помимо этого там еще хранилась куча хлама — старые простыни, скатерти, шторы, сшитые мамой, шторы сшитые бабушкой, штук двадцать полотенец, среди которых были и новые (подаренные) и старые окаменевшие, какие-то непонятные ткани, покрывала, тряпочки всевозможных размеров и проч. проч. проч. Я поняла — искать нужно было там. Собственно надо сказать, что в этот отсек я заглядываю крайне редко — только когда мне нужно поменять постельное белье — достаю новое, складываю старое постиранное. Раз-два. Открыть-закрыть. Никаких гнёзд. Никакой моли.Но может быть глубже? И я полезла.

На этот раз любопытство взяло верх и я не стала дожидаться своего молодого человека и быстро открыла крышку дивана. Сверху как раз лежало белье. На всякий случай я решила проверять сразу всё, поэтому начала вытряхивать наволочки, простыни и пододеяльники……..как вдруг я услышала как что то упало. Что то маленькое. Что то, что я не сразу заметила. То, что ввело меня в ступор.
Зуб.
Зуб? Я не могла поверить. Я даже не сразу поняла, что он настоящий. Но да, это был зуб. И он был мой.
Я знала это наверняка, мне даже не нужно было нащупывать языком дырку у себя во рту, я просто это знала.
Может быть из-за того, что так часто видела его во сне? Не знаю.В любом случае это не самое странное из того, что мне пришлось переварить у себя в голове, а странным было то, что все мои зубы были на месте.
Минут пять я просто сидела и смотрела на него. Когда первый шок прошел, я постаралась мыслить логически.
В голову ничего не лезло, у меня даже начались размышления о том, что я сплю, мне это снится и это просто какая-то новая разновидность сна о зубах для меня…………..как внезапно я всё поняла, меня как водой облили. Это подстава! — по-моему я это даже выкрикнула. ХА!!! Конечно подстава! Дима решил подшутить, раздобыл где-то такой реалистичный зуб и подсунул его сюда! Ну конечно! Все сразу встало на свои места. Мне даже стало смешно, что я сразу не догадалась. Как глупо! Дима наверное думал, что я замечу его, когда буду складывать белье, но ошибся в сроках. Ха! Действительно хорошая шутка! И вот тут уже ошиблась я.

Отложив в сторону зуб, я стала разбирать ящик дальше. Полотенце, скатерть, скатерть, непонятная тряпка, еще полотенце……..и еще два зуба. Таких же реальных, как и первый. Только было еще кое-что. Они были в крови.
И тут я разозлилась. Не знаю почему, но шутка внезапно перестала казаться мне такой уж смешной, и даже наоборот — глупой и идиотской. Мне уже было плевать на моль, я стала выгребать руками всё тряпье из дивана и швырять его на пол в поисках новых зубов. И я их нашла.

Всё дно ящика было усыпано зубами. Мерзкими слюнявыми кровавыми зубами. Моими зубами.
Я не знаю откуда они там взялись, и я не знаю сколько их там было и сколько их там есть до сих пор — я не хочу об этом думать. Я знаю только то, что они реальные, такие же как я и такие же как клавиатура, на которой я всё это печатаю.
Я не знаю сколько они там пролежали и сколько могли бы еще пролежать, но я почему-то знаю, что во дворе довольно мягкая земля, я знаю где взять лопату и знаю, что копать будет легко. Читать полностью…

Началось все это давным-давно. Мы учились в одном классе, звали ее то ли Катерина, то ли Кристина, но с первого класса и до десятого она была для нас Пеппи. Ну, может кто еще помнит — Пеппилотта Виктуалия Рульгардина и так далее, она же Пеппи Длинныйчулок.

Неунывающая, живущая не по правилам, с буйной фантазией, всегда готовая куда-то мчаться и что-то организовывать. Рыжая, прикольная, всеобщий друг и товарищ. Единственная беда ее школьных лет – в старших классах парни напрочь отказывались воспринимать ее как девчонку. «Пеппи – это ж друг, а друзей не трахают». Пеппи этим обстоятельством вроде бы ничуть не огорчалась, ей и так жилось неплохо.
Был выпускной вечер, последний звонок, экзамены выпускные и экзамены вступительные. На несколько лет я потерял Пеппи из виду.

Иногда задумывался над тем, каким идиотом был, и какую классную девчонку упустил. Особенно после звонков моей бывшей с очередными истеричными выкриками касательно того, как я, гад такой, разбил и разрушил ее жизнь. Пометавшись туда-сюда по жизни, я вроде бы наконец устроился с работой-жильем, хотя личная жизнь по-прежнему оставляла желать лучшего. Подружки приходили и уходили, ни одна не задерживалась надолго. Дни текли мимо, один как две капли походил на другой. Как-то в выходной я застал у нашего подъезда грузовик. На асфальтовой дорожке выстроились в ряд завернутые в полиэтилен кресла и сложенный диван, с ними соседствовала кухня. Мне всегда казалось, что вынесенные из квартиры вещи в непривычной обстановке выглядят очень жалко. Кто-то то ли съезжал, то ли переезжал к нам. Поднимаясь по лестнице, я выяснил, что новоселье идет в квартире ниже меня этажом. Прежде там обитала тихая пожилая пара с толстым визгливым мопсом. Потом старик умер, а старушка с псом уехали. Интересно, кто теперь будет вместо них.

Грузчики перетаскали мебель, фургон взревел мотором и укатил. Через пару дней я столкнулся с выходившей из квартиры очаровательной девицей – короткая юбка, длинные ноги, бархатные глаза, как у лани. Под ногами у девы крутился ребенок лет двух или трех. Мы покивали друг другу, как положено добрым соседям. Вышли на улицу, девица, волоча за собой дитя, направилась к машине – пузатому «датсуну» не первой молодости. За рулем кто-то сидел, девица с ребенком забрались внутрь и укатили. Жизнь в многоквартирном доме – странная штука. Вроде бы ты постоянно среди людей, но с некоторыми из соседей можешь не сталкиваться годами. До сих пор не знаю, кто живет в квартире на втором этаже, где стальная дверь без номера. А тут – я брел с работы, одновременно запарковался водитель «датсуна», я мельком глянул и аж споткнулся, гадая – она, не она?

— Пеппи?

Моя тонкая-звонкая одноклассница раздалась по меньше мере на три-четыре размера. Бюста у нее так и не выросло, сложением и лицом бывшая Пеппи больше напоминала канадского лесоруба, но школьных прозвищ она не позабыла.

— Джимми? – изумилась она. – Вот те здрасьте нафиг! А еще говорят – мегаполис, мегаполис… Слушай, у меня тут пивасик есть, хочешь? Или тебя дома ждут? Нет? Я только своим звякну, что наткнулась на окаменелость из прошлого.

Нет, все-таки некоторые вещи не меняются. Пеппи по-прежнему оставалась душой нараспашку, не желающей склоняться под ударами судьбы.

Спустя пару часов я знал почти все о жизни Пеппи с последнего звонка и до нынешних дней. Неудачное замужество, ребенок, поиски себя и места в мире, десяток сменянных работ. Психолог, курсы, обучение, бизнес. Подруга – Пеппи сопроводила это слово вызывающей ухмылкой, мол, валяй, не упусти шанса проявить циничный мужской шовинизм. Я понимающе ухмыльнулся в ответ, мы чокнулись бутылками «Будвайзера». При нынешнем разгуле толерантности какое мне дело до того, с кем живет и спит девчонка, с которой мы сидели на соседних партах?

Ее симпатичную подругу звали Оксаной. Ребенка – Софией. Они держались вместе уже второй год и вроде бы все были счастливы. Я иногда заглядывал к ним в гости, посмотреть новый фильм или просто посидеть в компании, иногда Пеппи наведывалась ко мне. Обычно я стараюсь держаться подальше от маленьких детей – какие-то они крикливые, навязчивые и совершенно невменяемые, но Соня оказалась счастливым исключением. Не орала, не лезла на руки, не совала свои игрушки с требованиями немедля познакомиться. Тихонько сидела рядом и слушала, едва ли понимая одно наше слово из пяти. Три девицы жили в обычнейшей двухкомнатной квартирке, на удивление быстро превратив ее в уютное семейное гнездо. Мне и моей бывшей этого сделать так и не удалось, несмотря на купленную технику, новомодную плазму и феншуевые фиговины. Мне нравилось бывать у них. Их дом успокаивал, навевая мысли о том, что даже в нынешние паршивые времена пресловутое семейное благополучие вполне достижимо. Переехали они в начале весны, осенью Соня начала ходить в детский сад, а вот зимой что-то начало разлаживаться. Сперва незаметно, по мелочам – бодрая девчонка Соня стала хуже выглядеть и постоянно шмыгала носом, они все реже звали меня к себе, Пеппи, когда приходила, смолила сигарету за сигаретой, но выспросить у нее ничего толком не удавалось. Пару раз я заставал их с Оксаной ссорящимися у автомобиля, сквозь обледеневшее стекло белело печальное личико Соньки. А я даже не знал, что делать: чужая жизнь, как известно, потемки. Что проку с моего вмешательства, если я даже не в курсе, в чем их проблемы? Да и зачем этой парочке делиться с посторонним мужиком своими секретами?

Зимой день кончается быстро, а вечера тянутся и тянутся, как серая тусклая муть, раздражающая и исподволь сводящая с ума.

— В квартире, которую мы купили, прежде кто жил? – Пеппи, что теперь бывало нечасто, заглянула на огонек, и сходу взяла быка за рога. – Они никогда не жаловались, что в доме есть что-то… такое?

— Никогда, — честно ответил я. – Во всяком случае, я ничего от них не слышал. Собака порой лаяла, так ведь на то она и собака, чтобы бессмысленно брехать. Однажды их затопили с верхнего этажа, как-то прорвало канализацию, вот и все. Пеппи, да что у вас такое творится?

— Кто бы знал, да мне сказал, — буркнула Пеппи. – Нёх у нас какая-то творится. Ты знаешь, что такое Нёх?

— В общих интернетных чертах, — кивнул я. – Оно хоть в чем-то конкретно выражается? Пеппи злобно отковырнула бутылочную крышку о край стола:

— Вещи исчезают. Обои мокрые. Мы их недавно поклеили, хорошо клеили, с толком. А они мокнут, как будто под ними стена течет. Достало. Лампочки постоянно лопаются. И еще эти чертовы игрушки…

— А что с ними не так?

— Да у Соньки три ящика этих треклятых плюшевых зверей. Мы их всякий вечер складываем к ней в комнату, и всякое утро они расползаются повсюду. Словно раскладывает кто-то. Окса на днях бежала чайник выключить, чуть ногу не подвернула. Я уже хотела со злости их выкинуть, так Сонька в истерику. Окса, опять же… — она прервалась на долгий глоток. – Окса на работу хочет устроиться, а все никак не может. То вместо собеседования разводка какая-то, то магическими носками в электричке торговать, то просто и откровенно с порога начинают клянчить «дайте денег». Она из-за этого на стенку лезет и на людей бросается. Сонька с простудами бесконечными, денег уже не хватает на лекарства… Ночью спать не могу, душно. Откроешь форточку – холодно. Муть какая-то в голову лезет. Шепчет кто-то на ухо, под кроватью топочет… Ну да ничего, — она нахмурилась. – Не на такую напали. Я ничего не боюсь. Они все у меня будут хрюкать со всхлипами!

Не имея практического опыта борьбы с Нёх, я не решился давать советы. Но не позавидовал нечисти, решившей померяться силами с нашей Пеппи. С этой станется прожечь квартиру виртуальным напалмом и вымести тушки поверженных врагов за порог поганой метлой. С этого разговора миновала неделя или две, не помню точно. Близился Новый год, на работе начался традиционный аврал и гонка на выживание, из-за круглосуточного снегопада город обледенел в пробках и сосульках, и я добредал домой едва ли к полуночи. Даже не сообразил сразу, что в дверь названивают. Судя по решительности звонка – Пеппи. Но за дверью обнаружилась ее гёрлфренд, которая Оксана. Напуганная, раздраженная и с фонариком. Лестница за ее спиной была погружена в темноту.

— Э-э… — сказал я.

— Я знаю, это идиотизм, — устало сказала она. – Пеппи сказала, чтобы я пошла и позвала вас. У нас нет света. У нас какая-то хрень ползает по дому. Я боюсь. Я сейчас зареву. Пеппи ничего не хочет объяснить, только матерится. Софа спит. Что мне делать?

— Э-э… — в подобных ситуациях я обычно бываю весьма красноречив. – Вы вот что. Вы сидите здесь. Тут светло и тепло. Кухня, чайник, кофе. Я закрою дверь, возьму ключи и пойду спасать Пеппи. У вас мобильник с собой? Если что, будем слать панические смс.

Она вяло улыбнулась. И даже не стала спорить. А я пошлепал вниз по ступенькам, едва не навернувшись, хотя пробегал по этой лестнице тысячу раз. В нашем доме маленькие стандартные квартиры. Та, в которой жили три девицы, была зеркальным отражением моей. Но сегодня их маленькая прихожая показалась мне бесконечной. Там больше не ощущалось уютного тепла, там было стыло и холодно – и я до усрачки перепугался того, что сейчас споткнусь о что-нибудь, а это окажется рука или нога мертвой Пеппи. Или я увижу ее внутри большого зеркала на дверях ванной, она будет стучаться и беззвучно кричать, а как мне объяснить ей, что она застряла внутри отражения?

— Пеппи! – сиплым шепотом воззвал я.

— Тут, — сразу же отозвалась она. – Окса отсиживается у тебя? Ну и правильно. Ползи сюда. Слушай.

Пеппи сидела на диване в гостиной. Очень спокойная и собранная. Она зажгла пару свечей, но как-то они не сильно разгоняли темноту. Но мы же не в готическом, мать его ети, замке, мы в комнатушке размерами три на три метра. И я вижу темный прямоугольник окна, и мерцание зарядных огоньков на многочисленных гаджетах – желтых, зеленых и синих.

— Ты пробки проверила? – на всякий случай спросил я.

— Три раза. Света нет. А этим заразам все равно, — Пеппи судорожно вздохнула, как большое усталое животное. – Кажется, они иногда перемещаются. Этого не может быть, Джимми. Мы в цивилизованном мире. Посреди огромного города. Никаких нёх не существует.

Что-то скользнуло мимо меня, тихо-тихо и вкрадчиво, как осенняя паутинка.

— Мне нужно пойти и проверить Соньку, — заявила Пеппи. Помолчала и добавила: — Но я не могу.

— Боишься? – не понял я.

— Я думаю, мне не встать, — но, противореча собственным словам, она грузно поднялась с дивана. Мне померещились тонкие белесые ниточки, потянувшиеся за ней и оборвавшиеся. Может, это был синтепон из прохудившейся обшивки. Пеппи захватила свечу. Спотыкаясь о разбросанные игрушки, мы дошли до второй двери, с витражом в виде кораблика. Я повернул ручку, заглянул внутрь – и едва не завопил, увидев застывшую на фоне окна головастую уродливую фигуру. Потом до меня дошло – это же обычный компьютерный стул, на спинку которого навалены вещи. Слева у стены должен стоять большой диван, где спит ребенок… а над диваном что-то висело, что-то навроде большой темной шали, складками обвисающей с потолка. Я хотел спросить, зачем над кроватью прицепили такое дурацкое сооружение, но Пеппи как-то странно охнула и вытянула вперед руку со свечой. Огонек задрожал и заморгал, собираясь погаснуть, и в эти несколько мгновений мы разглядели…

А черт его знает, что мы разглядели. Я видел пыльную тряпку или как ее еще назвать, она болталась в воздухе без видимой опоры и дрожала, в ее растянутых складках угадывалось лицо – или оскаленная морда? Я видел спящего ребенка. Видел промельк чего-то белого, с силой врезавшегося в эту дрянь и забарахтавшегося в складках. Потом белое с тихим сдавленным писком вылетело прямо мне под ноги, а черное полотно съежилось и утекло наверх, туда, где стена соединяется с потолком, и где у девиц был прилеплен декоративный узкий карнизик. Машинально нагнувшись, я подобрал то, что ударилось о мою ногу. Это был декоративный кролик со вспоротым брюхом, как на плакате по анатомии в шестом или седьмом классе. Он слабо дергался, и я чувствовал, как его теплая кровь стекает по моей руке и капает на паркет. Кто-то впустил ему кишки и внутренности, они узлом перепутанной розовой и красной гадости свисали наружу. И тут свеча погасла. Кролик трепыхнулся в последний раз и, видимо, издох. Я понял, что сблюю прямо здесь и сейчас, но Пеппи мертвой хваткой впилась мне в плечо – и мы услышали голоса.

Как детские. Дети, которые очень далеко от нас, но упрямо пытаются докричаться, объяснить, предостеречь. Не очень разборчивый хор детских голосов:

— Они спят летом, но просыпаются зимой… Ищут слабых, беззащитных… Они просачиваются, текут черной водой с той стороны… Она хозяйка, маленькая хозяйка, мы защитим ее… Они не тронут ее, вы не трогайте нас…

У меня в голове все плыло, как при сильной температуре – когда сознание не с тобой, а болтается воздушным шариком в трех метрах над твоей головой. Голоса шептали, слившись в один неумолчный, текущий, шелестящий шепот…

Под потолком звонко щелкнуло. Зажглась люстра, одна лампочка взорвалась. Мы стояли на пороге обычнейшей детской комнаты, забитой игрушками, картинками, рекламными постерами мультиков и прочей ерундой, так дорогой детям. Проснувшаяся Сонька села в кровати и недоуменно уставилась на нас, хрипловато спрашивая:

— Где Розочка? Ма, где моя Розочка?

Я запоздало сунул руку с дохлым зверьком за спину – и замер. У меня в руках была игрушка – плюшевый кролик, в точности как настоящий, только плюшевый, с ярлычком фирмы на лапе. Совершенно целый.

— Розочка! – дитя углядело кролика и потянулось к нему. – Джимми, зачем ты взял Розочку?

— Она упала с кровати и я об нее споткнулся, — усилием выговорил я. – Держи.

— Глупая Розочка, — наставительно проворковала Сонька, заталкивая кролика под одеяло. – Ма, еще ночь?

— Ночь, — замороженным голосом подтвердила Пеппи. – Спи. Нам… нам что-то послышалось, да еще свет отрубился. Но теперь все в порядке. Спи.

Она выключила люстру, но мы не смогли сразу уйти. Стояли на пороге, ощущая, как глаза медвежат и пони, котят и дракончиков пристально смотрят на нас из успокоившейся, ставшей мирной и нестрашной темноты. Глаза стражи, что никогда не спит, никогда не устает, никогда не бросит свой пост… пока маленькая хозяйка не вырастет.

— Сонька на днях углядела в «Детском мире» хаски размером с настоящую, — медленно произнесла Пеппи, прикрывая дверь. – И запала на нее больше жизни. Она, правда, стоит под пять тысяч. Как думаешь, купить? У нее ж там сплошная мелюзга… а эта хоть будет здоровая. Собака все-таки. Хоть и плюшевая.

— Купи, — согласился я. – Завтра же. Читать полностью…

Я публикую это сегодня ночью в надежде, что это прояснит недоразумения, касающиеся исчезновения Дебры Линдси Кейн, и это может стать причиной насмешек в мой адрес. Камни и палки, в таком духе. Но ничего из этого не будет иметь никакого значения после сегодняшней ночи. Воспринимайте это как мою жалкую попытку извиниться. В том, что произошло, есть часть моей вины.

Даже в свою лучшую пору, интернет блогерша Sugarcaine была просто одним из множества веб-комиков. Она была забавней, чем большинство из них, и определенно хорошо владела пером, но в остальном не была более заметной других. В течение нескольких лет, обстоятельства ее исчезновения упоминались лишь изредка, в весьма непонятных темах на форумах. И она была бы забытой навечно, если бы городские рабочие не нашли эту запись в прошлый понедельник.

Настоящая «Sugarcaine» представляла собой милую рыжую мальчуганку Дебру Линдси Кейн. Ее сестра Пейтон описывала ее как, «…мешок, полный кулаков, ногтей и собственных мнений, только ищущая повод, чтобы сорваться на ком-либо; питающаяся пивом и озлобленная после смерти отца в 91 году».

Дебра начала свою карьеру блогера случайно, когда один из ее друзей уговорил ее создать свой аккаунт на MySpace. Она думала, что подобные блоги эгоцентричны, переполнены вымышленных страданий и весьма бессмысленны, так что она использовала свой аккаунт, чтобы пародировать глупый бред своих сверстников. Спустя некоторое время, она стала критиковать поп-культуру и порой писать статьи о книгах, комиксах, фильмах, и все, что упоминалось в гневных письмах ее растущей аудитории.

Она смекнула, что людям нравится то, что она пишет, и в середине 2005 она удалила свой аккаунт на MySpace и создала свой собственный сайт, «Sugarcaine Junction». Несмотря на то, как хорошо писала свои статьи Дебра, ее сайт был, в лучшем случае, посредственным. Большинство из людей, живущих в интернете, даже не знали, что она вообще существовала, так что гораздо больше были не в курсе, что она исчезла и, вероятно, была убита.

Ровно до тех пор, пока городские рабочие нашли эту запись.

Дебра никогда не пропускала праздники и фестивали, так что ее сезонные статьи обычно были самыми ожидаемыми. Она сочинила на удивление остроумную застольную песню для ее обзора фестиваля Октоберфест; трогательное стихотворение на День Отца, о чем она отказывалась говорить после. На Рождество в 2005 году она написала серию пародий на Библию, впоследствии чего был побит рекорд на количество гневных отзывов, которые она получала.

В то время меня знали как «DeadAtFifty», числившимся одним из постоянных читателей Sugarcaine. В первую неделю октября 2006 года я предложил, чтобы она провела ночь в особняке Дейли, а потом написала об этом в своей статье, посвященной Хэллоуину. Она публично объявила, что я был ребенком и дебилом. Это вынудило меня добавить приз в 1 000 долларов. Она сразу согласилась.

На последней неделе месяца Дебра заявила, что отправляется в часовую поездку до особняка Дейли, рассчитывая на «жуткую ночь». Отправляясь в путь вечером 29 октября, она подстрекала своих читателей «Оставаться с нами до получения подробностей о моем тысячедолларовом путешествии до особняка Дейли, наполненном привидениями». Я действительно хотел дать ей 1000 долларов, но я бы никогда не выбрал этот особняк, если бы знал, что там произойдет.

Дебра всегда собирала информацию о том, что собиралась посетить, до или после ее «путешествий» (как она называла все, о чем писала – «Оставайтесь с нами для подробностей о моем путешествии по последнему фильма Скорсеза»), если было необходимо сделать ее похвалу или насмешку завершенной. В ее квартире полиция нашла кипу газетных вырезок о семействе Дейли с 1960 года.

Благодарственная статья Кевину Дейли за те жизни, что он спас, как пожарный; статьи о свадьбе с его возлюбленной Наоми Велч в 1970 и рождении их сына, Джефа, в 1971; сведения о все растущей известности Джефа как о художнике-абстракционисте в возрасте всего двенадцати месяцев; слухи о том, что Наоми умышленно бросила своего сына на лестницы, что стало причиной для его аутизма; и, конечно, бесполезные поиски тел, после исчезновения семьи в 1982.

Большая часть статей была написана со слов соседей и друзей и посвящена тому дню, когда в последний раз видели семью Дейли. Поведение Джефа стало хуже, но те работы, которые он рисовал в художественном классе, были такими же обстоятельными, как и раньше, изображающие мрачные реальности искаженных форм и смутных теней – это были образы, которые он не использовал с тех пор, как был ребенком. Он утверждал, что «шепчущие» заставляют его рисовать такие вещи. Когда его спрашивали, кто такие «шепчущие», единственное, что он говорил, было: «Они следуют за мной по всему дома – Я не могу их увидеть, но я знаю, что они рядом».

Я не думаю, что это было игрой воображения; я думаю, что его подсознание было «дверью» в другой мир, и, может быть, его мать знала об этом и поэтому пыталась его убить. Если это действительно так, то ей стоило быть более упорной.

Один из коллег Кевина описывал его, как «нервничающего, еле как сдерживающего себя, будто его преследовал сумасшедший, и он не мог с ним справиться». Наоми, которая обычно обычно встречала посетителей своей таверны яркой улыбкой и теплым «Здравствуйте», замкнулась в себе и отказывалась выходить. Она довольно часто посещала ванную комнату, но только для того, чтобы спрятаться в кабинке и плакать, закрыв рукам уши. И в один день, Джеф не пришел в школу, а его родители не появились на работе. Они словно растворились в воздухе, но, по словам соседей, далеко не тихо.

Остальные статьи описывали странные, но ничем не примечательные вздохи и звуки, исходящие из владений семьи Дейли с 1989 по 2004. Некоторые из этих статей были настолько ненормальны, что были приняты за мистификацию или просто грубое преувеличение.

Соседская собака забежала на веранду особняка. Когда она вернулась, то несколько последующих дней только скулила, съеживалась, и выла без какой-либо причины. Однажды утром, хозяева проснулись и обнаружили, что собака пропала. Больше ее никогда не видели.
Молодая пара утверждала, что видели какой-то силуэт, шепчущий что-то, в тени на заднем дворике поместья, когда они проходили мимо него поздней ночью. Они не могли ответить, был ли там действительно кто-то или нет, и они продолжили свою прогулку, преследуемые тенью. Через несколько кварталов они вместе исчезли.

Несколько почтальонов говорили о чем-то подобном, утверждая, что замечали какое-то движение и невнятные голоса внутри дома во время своих обходов. Один предположил, что это были местные хулиганы, и вызвал полицию. Они никогда не находили никого внутри.

Немного ранее на этой неделе городские рабочие подготавливали дом к сносу, когда обнаружили диктофон под старым столом. Истории о пропавших людях в этом доме были весьма известны, так что они отнесли записи в полицию. Офицер, принявший их (мой друг, который останется неназванным), одно время тоже был фанатом Sugarcaine. Я потратил целый вечер, прослушивая записи у него дома. В надежде распространить эту историю по сети, я подготовил текстовый вариант записи, который Вы можете прочесть ниже.

(Запись начинается с 15 секунд тишины. Раздается хриплый женский голос.)

«Не думаю, что когда-либо раньше была в этой части города. Пришлось остановиться у небольшого ресторанчика и узнать, какой дорогой нужно ехать, потому что я умудрилась потеряться. Путь должен был занять всего час времени, но было уже около полуночи, когда я нашла эту дыру».

«Ох, я сказала одной женщине, что приехала повидаться с другом, который живет недалеко от поместья Дейли, и она была рада помочь мне. Думаю, что не получила бы совета, если бы сказала, что собираюсь провести эти выходные, вламываясь в другие дома. Даже если эти Дейли слишком мертвы, чтобы переживать об этом».

(Тишина секунд 8. Вздох.)

«Я ощущаю себя глупо, занимаясь этим. Единственный плюс, что мне будет чем заплатить за аренду в следующем месяце».

«Сейчас… 11 ночи. Я слишком долго искала этот дурацкий дом. Все время сворачивала не там. Трудно прозевать поворот, как только вы находите правильный. Задний двор похож на джунгли, повсюду жилистые лозы, трехфутовая трава, насекомые, которых ни разу не видели. С улицы сложно даже разглядеть заднюю дверь, поглощенную тенью, столь поздней ночью».

«Я припарковалась двумя кварталами ранее и пошла пешком. Нужно найти окно, чтобы пробраться внутрь. Надеюсь, что не нужно будет идти через заднюю дверь, это займет вечность. О, как я и предполагала».

(Гулкие шаги по старым деревянным доскам. Серия искаженных ударов, сильный грохот. Тишина 16 секунд.)

«Сработало. Ох… Так темно. Где этот-?»

(Тихое шарканье следующие несколько минут, шаги. Дебра быстро дышит. Тихий шум в диктофоне.)

«Вот я и внутри. Я нахожусь… думаю, это был кабинет. Около окна, через которое я забралась, находится старый стол, покрытый пылью, справа от двери – книжный шкаф. Оба пусты. Я собираюсь обойти весь дом. Камера готова, хотя тут не на что особо смотреть. Свет выключен, так что думаю, что надо будет подправить снимки, когда вернусь. Я должна находиться без света и просто подождать, пока мои глаза не привыкнут, но… да, я так и сделаю».

(Две минуты тишины; раздаются шаги, редкие звуки съемки от цифрового фотоаппарата. Кашель.)

«Этот дом действительно очень просторный, с двумя этажами. А вот и лестница. Ковер сильно порван, за исключением одного угла в гостиной, так что пол это застарелые деревянные доски».

(Шаги. Громкий, будто похожий на человеческий крик, скрежет, исходящий от старых ржавых петель на двери. Дебра испуганно вздохнула и выругалась.)

«…в эту обветшалую ванную никто не заходил с 1982…».

(Кашель, клики камеры. Больше скрипящих петель, более тихих. Больше кликов.)

«Ох боже, везде пауки!».

(Семь минут шагов, кликов камеры и кашля Дебры; полпути раздавались гулкие шаги по деревянному полу, другую половину гулкие шаги сменились на громкий и нехороший скрип. На протяжении всего пути Дебра комментировала обстановку дома.)

([неразборчивое бормотание] – пыль в этом доме убивает меня. Второй этаж чертовски хрупкий. Надеюсь, что здание не разрушится подо мной ночью).

(Она вернулась на первый этаж, снова раздаются гулкие шаги. Мертвая тишина в течении примерно двадцати секунд. Дебра вздохнула.)

«Думаю, пора остановиться. Пора спать на пару с пауками».

(Тишина в течении 2х минут. Дебра что-то заинтересованно что-то шепчет. Тяжелый удар по дереву.)

«Нашла странную доску в полу. Как будто ее раньше поднимали. Думаю, я должна проверить это завтра утром».

(Звук брошенных на пол ботинок. Шелест ткани. Кашель.)

«Черт возьми, я не могу дышать в этом месте… Ладно, время спать. Закончим наши записи завтра. Спокойной ночи!»

(Шум. Дебра начала что-то говорить, но произнесла только первый слог, прежде чем снова замолчать. Тишина следующую минуту.)

«Тут что-то есть…».

(Шлепанье босых ног. Скрип закрываемой двери. Шорох.)

«Чертовы крысы. Так и знала. Я слышала их в гостиной. Нужно было принести сюда раскладушку».

(Разозленный вздох.)

«Похоже, что сегодня мне не удастся заснуть, поэтому я собираюсь оторвать ту доску от пола. Как и планировала».

(Шум, будто диктофон разместили где-то в стороне. В течении следующих 5 минут раздается только скрежет ногтей и чего-то металлического – возможно швейцарского армейского ножа – по дереву, иногда глухой звук. Вздох, стук небольшого объекта. Дебра куда-то отошла. Еще минута тишины. Дебра что-то сказала, но находилась слишком далеко, чтобы разобрать. Похоже, она ожидала ответа. Она повторила, на этот раз громче.)

«Кто здесь?».

(Тишина следующие полторы минуты. Скрежет закрывающейся двери. Шаги босых ног. Шум на записи.)

«Похоже, я схожу с ума. Могу поклясться, что слышала –»

(Тишина. Скрежетание и лязг вернулись, через пару моментов раздался деревянный стук, как будто доску отбросили в сторону.)

«Вот оно!»

(Шелест бумаги.)

«Эм…».

(Еще шелест бумаги. Тишина.)

«Эм, здесь…рисунки. Рисунки были спрятаны в этом маленьком тайнике под доской. Я думаю, это рисунки Джефа Дейли. Когда ему было около 5 лет, он рисовал свои кошмары…Нет, это не может быть правдой. Дело в том -?»

(Комкание бумаги; шелест расправляемой бумаги. Дебра что-то быстро говорит, еле слышно, будто читает что-то вслух.)

«Не слушай. Это не папа. Это не папа. Это не…»

(Тишина. Глубокое, прерывистое дыхание.)

«Ладно, эм… Это уже не смешно».

(Звук вдали, возможно из вестибюля, резкий вздох. 2 минуты 40 секунд тишины.)

«(бессвязное бормотание) – не смешно».

(Звук раздался снова, где-то в пяти шагах от диктофона: человеческий голос, говорящий шепотом. Он произнес какое-то слово, трудно сказать точно, но похожее на имя Дебры. Резкий шум на записи, будто диктофон оборонили на пол.)

«Это не смешно! Прекрати!»

(Тишина. Звук босых ног, будто Дебра выбежала из комнаты. 3 минуты прошло без какого-либо звука, кроме глухих ударов где-то внутри дома и громкого крика Дебры. Шаги вернулись. Тяжелый звук захлопнувшейся двери кабинета. Тихое рыдание в трех шагах от диктофона, ничего более в течении минуты.)

«(говорит что-то, но слишком тихо, чтобы записалось на диктофон: похоже, что ей сжали горло)».

(Внезапно рыдание прекратилось, будто Дебра задержала дыхание. Голос снова говорил что-то, так же тихо, как и прежде, внутри комнаты. Топот ног по полу. Скрежет открываемого окна. Остальная часть записи – тишина.)

В эту же ночь Дебра добавила новую запись. В ней не было и следа от ее обычного ехидного стиля повествования, и она сменила шутки на грубые проклятья. Она хотела, чтобы кто-нибудь (точнее, я) извинился за то, что, она посчитала, было извращенной шуткой на Хэллоуин. Она сумела сохранить один из рисунков, которые нашла под полом и использовала его отсканированное изображение, представляя это как очевидное доказательство попытки взрослого художника воссоздать работы 8летнего больного мальчика.

Выполненный в основном в черных цветах, этот рисунок напоминал карикатуру чей-то гостиной, в духе Сальвадора Дали. В центре стоял уродливый темный силуэт с сероватой головой, будто отражающийся в кривом зеркале, так что невозможно было сказать, человек ли это или нет. Это существо пристально смотрело на зрителя через плечо двумя пустыми дырами вместо глаз. Позади него стояла еще 3 таких силуэта, и они тоже смотрели на зрителя – будто бы процесс рисования привлек их внимание. Хотя их лица были аморфной кашей из черного и серого, те три фигуры позади будто улыбались. И можно было действительно предположить, что уровень художественного изящества был выше, чем у восьмилетнего мальчика, но стиль рисунка совпадал со стилем Джефа Дейли.

Дебра и я получили свою часть разгневанных ответов после этого поста. Половина ее читателей думали, что я был полнейшим придурком, провернувшим с ней такую злую шутку. Другая половина считала, что это было ее собственная Хэллоуинская шалость, и когда в следующих двух статьях она беспорядочно описывала, что звуки из особняка Дейли преследуют Дебру в ее собственном доме, они еще более удостоверились в этом. Они верили в это в течении еще двух недель, когда она перестала отправлять какие-либо сообщения.

4 ноября, в полдень, Дебра позвонила своей сестре, Пейтон. Она сильно всхлипывала, так что Пейтон не разобрала ни слова, из того, что она сперва говорила.

«Она говорила обо всем, будто была пьяна. Сказала, что сожалеет, что пропустила мою свадьбу, что была злобной сукой, когда мы вместе росли, сожалеет, что избила нашу собаку, когда ей было двенадцать – она извинялась за все свои глупые проступки, будто отчаявшийся грешник на исповеди».

«Она вдруг перестала дышать, и я услышала кого-то, кто находился в этой комнате. Он разговаривал с ней так тихо, будто не хотел, чтобы я это услышала. Я спросила, не хочет ли она, чтобы я приехала. Она снова начала всхлипывать и сказала: «Я слышу папу, но это не папа».
Затем она повесила трубку, и я позвала полицию. Они никого там не нашли, хотя я разговаривала с ней буквально несколькими минутами раньше».

Большинство людей все еще думают, что похищение Дебры шепчущими преследователями из кошмаров Джефа Дейли — это обман, организованный Деброй или каким-то другим больным человеком. Запись была заклеймена, как подделка, одним невежественным скептиком за другим, и не пройдет слишком много времени прежде чем «Sugarcaine Junction» канет в неизвестность снова. Я надеюсь, что предотвращу это, не потому, что мне жалко Дебру Линдси Кейн, ведь это действительно так; но потому, что хочу предотвратить остальных от того, что случилось с Деброй, что случилось с рабочими, которые нашли эту запись, что случилось с моим другом. Они будто отмечают свою территорию – как они отметили особняк Дейли или запись – и они чувствуют всех, кто притрагивается к этому. Они почувствуют тебя только один раз и будут охотиться за тобой, словно ищейки, пока не пометят и тебя тоже.

Они мягко зовут тебя, будто боятся громко говорить – иногда в двух комнатах от тебя, иногда прямо рядом с тобой. Они изображают дорогих тебе людей. Возможно, они думают, что это забавно. Но ты не можешь слушать их. Ты должен заткнуть их, иначе ты будешь слишком напуган, чтобы открыть свои глаза или пошевелиться. Ты не сможешь убить себя до того момента, как они тебя заберут в ад, куда уже забрали Дебру Линдси Кейн.

Я должен принять ванну с моим тостером. Моя мама зовет меня, а ведь она уже как пять лет мертва. Читать полностью…

Столкнуться лбами – это не очень приятная штука. Для этого надо обладать определенной долей везения и определенной долей внимательности. Впрочем, с этим у Игоря было всё в порядке. Забытые ключи, брошенный в мусоропровод пульт от телевизора, заражение половины земного шара зомби-вирусом – проще простого. Но в данный момент он ограничился тем, что едва не проломил череп Карине.
— Извини, что-то я переборщил с дружескими объятьями.
— Я тут как раз иду и думаю, чего это никто меня не убивает, не насилует. А Верещага тут как тут, рад стараться.
— Ты далеко?
— Ну как сказать.
— До магазина, что ли?
— Не. Табуретку ищу.
— Какую табуретку?
— Деревянную.
Джинсовые шорты Карины вертелись туда-сюда, будто надеялись, что хозяйкина табуретка вот-вот выскочит из-за угла.
— Потрясающе. Зачем тебе деревянная табуретка?
— Я давно тебе хотела признаться, но все не решалась. Детка, я бобер.
Карина глядела куда-то в сторону, потирая запястье тонким серебряным браслетом.
— У нас там ремонт, вся мебель в коридоре или на площадке. Табуретку кто-то унес.
— Кому она нужна?
— Вот и вот. Стулья купили недавно, все табуретки выбросили, кроме этой.
— Ну и забей. Зачем тебе она вообще нужна?
— Ну нормальная же табуретка была, кто-нибудь выкинул просто, не будем показывать пальцем. Баба Полено любит же у нас все на мусорку таскать.
— Может, у нее там гнездо?
Баба Полено, вернее, Полина, с завидным упорством тащила на свалку любой хлам, который имел несчастье оказаться в подъезде. Она не реагировала ни на какие просьбы, угрозы и оскорбления – бить ее все равно никто не решался.
— Выводит маленьких поленят? Я бы тогда съехала нахер отсюда.
Игорь еще немного поглядел вслед удаляющимся джинсовым шортам. Пожалуй, мусорка правда немного похожа на гнездо. Только не бабы Полена, конечно, что за глупости, семидесятилетние бабки не живут в гнездах.
В магазине была только продавщица, вечно листавшая «Аргументы и факты» или другую макулатуру. Взяв яблочный сок, чем-то похожий на буржуя со старого советского плаката сервелат и булку черного, Игорь уже собирался выходить, когда в магазин вошел Володенька.
Игорю не хотелось отсыпать алкашу мелочь, но он явно хотел чего-то другого. Стоя у самых дверей, Володенька внимательно разглядывал его, будто увидел первый раз.
— Большой ты стал, Игорек… — вдруг задумчиво просипел алкаш. Игорек протиснулся мимо него к выходу и толкнул дверь. Но выйти ему не дали.
— Игорь, а сеструха-то че, а?
Сеструха нормально, лишь бы руку убрал.
— В школу-то ходит?
Не ходит.
— Болеет, что ли? – удивился Володенька. Ему было бы неинтересно слушать про мужа и сына. Да, болеет, спасибо, передам. Игорь с трудом сумел снять его руку с плеча и вышел из магазина.
— Ты там смотри, паря… Это… Смотри там.
В голосе Володеньки слышалась какая-то безнадежная тоска. Возможно, он вспомнил что-то из прошлой жизни, и потому так вцепился. Как будто нашел соломинку, которая бы вытащила его обратно.
А может, дело было просто в нехватке мелочи.

Игорь едва успел положить сервелат на хлеб, когда в дверь два раза постучали.
— Ксюха, ты?
— Ксюха – я, — подтвердило глухое ворчание с той стороны. Сестра собиралась заскочить вчера, но вчера Макса с раннего утра вызвали в управление, где он работал опером убойного отдела, а соседка завела уборку, и Ксюха весь день просидела с Кирюшей. Сегодня он сидел с соседкой.
— Ты все за компом, морковка?
— За компом, — уныло кивнула морковка.
— А Инга?
— А я ее нахер послал на прошлой неделе.
— Как неожиданно, — хмыкнула Ксю. – Ты бы хоть чай сварил.
— Заварка в шкафу.
Через некоторое время на кухне послышался стук и звон, соразмерный не очень большому слону в довольно просторной посудной лавке.
— Ты совсем тут двинулся, сердешный? У тебя на столе труселя. Ты в курсе?
Сердешный был в курсе.
— И что ты с этим собираешься делать?
Сердешный собирался постирать.
— А курицы столько тебе зачем?
Сердешный не знал.
— Ты вообще хоть помнишь, когда ее купил? Ясно все с тобой, короче. Буду тебя кормить, куда ее еще девать-то.
Жареная грудка оказалась более чем съедобной. На удивление, кроме курицы Ксюша умудрилась откопать где-то замороженные овощи и томатную пасту.
— Ешь, ешь давай. Ты Карину давно видел?
— Вот сегодня только. А что?
— Она ходила к бабе Полену разбираться. Она у нее какую-то тумбочку со шмотьем выбросила.
— Табуретку.
— Нет, табуретку она тоже выбросила, но ни то, ни другое так и не нашлось нигде, и бабка не говорит.
— Странно. Она обычно гордится успехами. Сначала выбросит, потом подробно все расскажет с довольной рожей.
— Вот именно. А куда тогда все это делось?
— Да не насрать ли, все равно как у змеи ног, у них не подъезд, а проходной двор. Да еще на первом этаже.
— Ну так-то да.
— Ксю?
— А?
— Что не так?
Сестра внимательно поглядела на Игоря и отставила кружку с чаем в сторону.
— Ксю.
— Ну, глупость, конечно, но мне это кое-что напомнило.
Напомнило гнездо.
— Что напомнило?
— Ну, у Кирюшки в садике. У них неделю назад шкаф с игрушками пропал.
— В смысле – пропал?
— Пропал, и все.
Ксю притянула кружку обратно.
— Херня какая-то. Садик же ночью закрывают.
— В том и дело. Садик всю ночь был закрыт, сторож клялся и божился, что ни-ни. А шкафа нет.
Игорь гонял вилкой особо изворотливую горошину. Она не желала сдаваться и ехидно смеялась при очередном тычке мимо нее.
— Ну и что это все значит?
— Маньяк-папа Карло. Бобры-рецидивисты. Хер бы его знал.
Она отхлебнула чая из кружки с синьором Помидором.
— Посидишь завтра с Кирей?

Когда не могла соседка, их всегда оставляли с ним вдвоем. Каждый из них в отдельности был той еще нянькой. По крайней мере, сестра говорила, что он должен следить за Кирюшей, а Карина – за ним. Таким образом строилась естественная пищевая пирамида и соблюдался экологический баланс.
Сейчас для разнообразия за Кириллом следила Карина. В общем и целом, как считал Игорь, она любила детей и ладила с ними, но ладила как-то не так – рисунки на обоях и залепленные пластилином ксюхины брюки были, по мнению Карины, чем-то само собой разумеющимся.
Взяв из холодильника газировку, Игорь вернулся в комнату Кири. Что-то заставило его задержаться у двери. Прислушавшись, он понял – Карина читает.

Робин Бобин голоден,
Съел все мясо в городе,
Съел корову и теленка,
Мясника и мясничонка.

Какая же идиотская песенка. Чуковскому и в голову не пришло бы сделать такой перевод. Автор, сохранив текст предельно близким к английскому оригиналу, будто специально выбрал из тысячи вариантов перевода самый гадливый.

Съел часовню и приход,
И в округе весь народ.
Корову, теленка,
Мясника, мясничонка, —

вот дура, она и правда читает это пятилетнему ребенку —

Церковь, приход,
Весь добрый народ
Проглотил, но все еще хочет есть.

Все еще. Именно эти слова. Как будто не было сотен других дурацких слов, которые выпрыгивали, как чертик из табакерки, которые кусались и царапались, и творили сущий кавардак. Но не шлепали, как гнилая рыба.
Нет, Чуковский никогда бы не написал ничего такого.

— Охуительно!
Может, Вадя собирался сказать что-то другое, но поэтические порывы его души всегда выходили так и только так. С другой стороны, никто бы сейчас с ним не поспорил – хорошая баня не требует много слов.
— Сходи за пивом уже.
Теперь их было двое – Игорь в желтом полотенце, Карина в голубом полотенце. Как рулетики в разноцветных обертках на пикнике.
— Хорошо.
Голубой рулетик не отвечал – он о чем-то думал.
— Карь.
Голубой рулетик не обернулся. Строго говоря, рулетикам и не положено оборачиваться – они обычно ждут, пока их аккуратно разрежут и съедят, ах, как вкусно, передайте комплименты шеф-повару.
Игорь подсел рядом.
— Помнишь? Когда мы маленькие были, ездили к моей бабушке.
Голубой рулетик задумчиво кивнул, глядя на звезды.
— На веранде была дверь в котельную.
Котельную, в которой никогда не было котла – дед Егор не успел поставить, а потом родители натыкали в доме кондиционеров. Дверь в котельную всегда стояла открытой настежь.
— И там висела шкура.
Игорь помнил ее, как сейчас. Мерзкий, уродливый кусок, воняющий нафталином, начавший линять, казалось, еще при жизни. Медвежьи шкуры, когда их рисуют у каминов писательницы автобусных романов для дам в возрасте, выглядят совсем не так. Они пушистые, мягкие, они не линяют, на них можно лежать, глядя на огонь в камине, можно читать или заниматься сексом. И они уж точно не выглядят так, будто кто-то просто сбросил кожу и все еще ходит поблизости.
Все еще. Шлеп, шлеп – так шлепает гнилая рыба.
— Ты помнишь?
Голубой рулетик снова кивнул – теперь уже едва заметно.
— А помнишь сказку про медведя на липовой ноге?
Бабушка знала только одну сказку. И всегда рассказывала ее – каждый раз, как Игорь приезжал погостить. Он ненавидел гостить у бабушки. Но родители думали, что он замечательно проводит там время. Ведь там столько разных занятий – посмотреть на шкуру, послушать сказку, посмотреть на шкуру, хочешь молока, Игорюшка? Сбегай, бабушка молочка нальет, а ты сбегай. Можешь посмотреть на шкуру или на голубиное гнездо. Голубей в нем больше никогда не было – они улетели, когда поняли, что дед Егор уже не сможет приносить крошки хлеба. Гнездо без голубей. Котельная без котла. Медведь без ноги.
Это ведь была только сказка, медведи не умеют делать себе деревянные ноги. Он почти видел эту картину перед глазами. Вот медведь идет, нога поскрипывает, он сам приговаривает: «Скырлы, скырлы, скырлы, на липовой ноге, на березовой клюке.»
Как же он приговаривает? Ведь рот у него зашит толстыми белыми нитками, как у шкуры в котельной.
«Все по селам спят,
По деревням спят,
Одна баба не спит —
На моей коже сидит,
Мою шерсть прядет,
Мое мясо варит.»
Нет, не все спят. Маленький мальчик по имени Игорь, вот кто сегодня не спит – не может заснуть. Потому что слышит, как в котельной кто-то говорит. И щерится белыми нитками.
Скырлы, скырлы, скырлы.
Шлеп, шлеп.
Медведи не умеют говорить.
«Медведи умеют больше, чем ты думаешь, засранец. А ну-ка, иди сюда».
Нет, это просто сказка.
«Иди сюда, засранец, не притворяйся, что не слышал».
Скырлы-скырлы.
Нет. У него не деревянная нога. Обычная, медвежья, пусть и полиняла немного.
«Сняли ботинки и дубленку», — слышится голос отца в голове.
А ты думал, он не придет за своей дубленкой? В лесу не так-то просто купить новую дубленку. Особенно если ты – медведь без ноги.
«А ну-ка сюда, паскуда! Вошь ебаная!» — кричит шкура. Кричит голосом бабушки.
Игорь мочится в постель. Игорь трясется. Опять обоссался, паскуда, варнак. Игорюшенька, дура, Господи, спаси, Игорюшенька, прости паскуду старую.
— Я месяц или два ревела по ночам.
Голос казался отрешенным. Карина все еще думала о чем-то. Может, о грозящем вылете из универа. А может, о медведе с липовой ногой.
— Я до двенадцати лет ревел.
Конечно, ревел. Не может же двенадцатилетний пацан мочиться в постель.
— Просто я тут подумал кое-что. Это же просто сказка. Шкура тут ни при чем. У нее была нога. Обычная, медвежья. Так что…
— В жопу такие сказки, — оборвала Карина, отряхивая песчинки с загорелых ног. Точнее, с ноги – сейчас она стояла точно в профиль. А когда она повернется в анфас…
Скырлы-скырлы.
Но обе ноги были на месте. Живые, загорелые, а не деревянные. Шкура осталась там, в котельной, и никто не собирался за ней приходить.
— Пивко! – радостно известил Вадим, но радость на его лице повисла в неловкой тишине вместе с четырьмя зелеными бутылками в руках. Карина сплюнула на песок и ушла в предбанник.

— Игаль! – торжественно заявил Киря.
Игаль выдавил улыбку и поставил бутылку газировки на пол – пить расхотелось. Как он и ожидал, в руках Карина держала тонкую потрепанную книжку без обложки – автора ее установить не представлялось возможным. Что же там было раньше? Вряд ли какой-то именитый переводчик или детский писатель. Этот вариант старой английской песенки Игорь не находил больше нигде и никогда. Наверное, у каждого в детстве была такая книга, в которую не хотелось заглядывать, но которая необъяснимо завораживала, как круги на воде. Самое смешное, что эти книжки – почти всегда без обложки, и потом, как ни бейся, ты не найдешь их в магазинах. Давно перестали печатать, редкий экземпляр, плохо продавалась, что угодно – но может статься, вы однажды встретитесь с ней в интернете или в городской библиотеке. И тогда в вас шевельнется что-то покрытое слоем пыли. Что-то бесформенное и полинялое, то, что терпеливо ожидало новой встречи старых знакомых на стене в котельной.
— Ты бы убрал эту гадость, — кивнула Карина на бутылку газировки. – Киря разольет. Или выпьет.
Называть чипсы и газировку гадостью, но при этом пить пиво из магазина, в котором от настоящего пива осталось разве что название. Бояться, что Киря разольет газировку на ковер, но в голос смеяться, пока он размазывает пластилин по материным брюкам. В этом была вся Карина.
— Каля, мовно мне? – тут же осведомился Кирюша.
— Нельзя. Это отрава, типа дихлофоса, знаешь. Из-за нее люди превращаются в сумрачных задротов со щетиной, как твой дядя.
— А задлот – это кто?
— Это дядя твой, Кирюха, — развела руками Карина, дескать, такова жизнь, и рассмеялась.
Киря сосредоточенно глядел Карине в лицо. Чего он хочет?
— Каль, почитай пло Лобин-бобина.
«Не надо. Читай ему что хочешь, только не эту мерзость. Пусть лампочка перегорит, пусть хоть что-то…»
На кухне загремела посуда.

Когда Игорь взялся за ручку двери, ведущей на кухню, в голове вдруг ярко вспыхнуло воспоминание – класс ОБЖ и всевозможные, невесть откуда взявшиеся советские плакаты в нем. Там были и злобные буржуи с контрреволюцией, и Гитлер, похожий на крысу, и пятилетки, и большие презрительные полотна, большими презрительными буквами клеймящие капитализм. А среди плакатов лежали никому не нужные световые оповещатели – затесавшийся в эту компанию стариков кусочек двухтысячных. «ПОРОШОК УХОДИ» и «ПОРОШОК НЕ ВХОДИ».
И когда Игорь взялся за ручку двери, ведущей на кухню, оповещатель с мерзким хихиканьем загорелся.
«ПОРОШОК НЕ ВХОДИ».
Сердце прыгнуло на ребра и застыло.
Скырлы-скырлы.
«Ты опять обоссался?»
Медведи не разговаривают.
«Поверни ручку, засранец».
— Игорь.
Наваждение отступило так же быстро, как возникло – голос Карины вернул его к сознанию.
— Тебе плохо?
— Нет, все нормально.
Теперь можно повернуть ручку. Он почти чувствовал спиной недоверчивый взгляд Карины.
— Точно?
— Точно.
В раковине лежал мертвый голубь.
— Киря, иди отсюда! – крикнула Карина, быстро закрывая дверь.
Они прошли на середину кухни.
Голубь лежал в раковине – мертвее всех мертвых. Мокрые крылья распластались в какую-то уродливую кляксу, а стеклянные глаза были широко раскрыты. Казалось, он вот-вот замечется, забьется в куче грязной посуды, но он уже не дышал. Это детектив, из тех, которые читают в автобусах дамы в возрасте, а здесь – место преступления. В раковине – труп. На полу улики – две тарелки, одна из них разбилась. Вокруг – белые осколки. И Карина – еще белее.
— Может, он еще живой? – спросила она севшим голосом.
Может быть, живой. Ведь всякое бывает. Иногда голуби живут с перебитым крылом, раздавленной грудной клеткой и сломанной шеей.
— Он как сюда?..
Игорь кивнул на открытое окно. Но часто ли голуби залетают к вам в открытое окно?
— Может, с ним что-то случилось, и он потерял координацию.
В голове вдруг нарисовалась идиотская картина – гидроэлектростанция «Карина-Восток». Внимание, уровень слезной жидкости превышает норму.
— На пятом этаже? Игорь, тут машин нет, великов нет, кошек нет, тут ничего нет, понимаешь? Что случиться могло?
Уровень слезной жидкости критический, вероятность прорыва плотины – 76%.
— Я не знаю.
Но в голове мелькнула безумная мысль. Нет, это уже совсем глупость. Вот оно, окно, надежно подпертое, обычное окно. Хорошие окна не закрываются сами собой.
А хорошие мальчики не мочатся в постель. Но он-то не был плохим.
— Может, он о стекло ударился?
О стекло. Может, и о стекло. Тогда вопрос в другом: зачем его вообще угораздило залетать в чью-то квартиру? Голуби не воспринимают стены многоэтажных домов как пространство для полетов – это препятствие, которое нужно огибать. «Но это был не просто голубь. Он летел себе, а потом увидел открытое окно. Он, конечно, знал, что лежит в холодильнике – умный такой голубь, смышленый. Залетим-ка мы покушать, гражданин Голубь, да. Он собирался открыть холодильник – не знаю, чем, но это же чертовски умный голубь, он наверняка все продумал – да, открыть холодильник и достать из него помидоры. Голуби любят помидоры. Ням-ням, гражданин Голубь, и жене с детьми завернем. Передайте комплименты шеф-повару. А потом он просто поскользнулся, какой трагический финал». Поскользнулся, свернув шею и расплющив ребра. Такое с голубями на каждом шагу, чертовы птицы, хлебом не корми – дай свернуть шею в чьей-нибудь раковине с посудой.
— Зачем он… сюда, а?.. – всхлипнула Карина, не отрывая широко раскрытых глаз от птицы.
Плотина прорвана. Немедленно начать эвакуацию обслуживающего персонала.
Не каждый день мертвые голуби падают вам под ноги.
Но иногда все-таки падают, верно?
Почему бы нам не прогуляться, гражданин Голубь, сегодня прекрасная погода.
Иногда с голубями случаются разные нехорошие вещи – но только с нехорошими голубями. Ведь хорошие голуби не падают под ноги маленьким девочкам.
— Каля, не плачь, дядя Игаль нас не блосит!
Карина поднимает лицо и чуть-чуть улыбается, глядя на Кирю. Совсем чуть-чуть, но этого хватит, подумал Игорь. Теперь всё будет хорошо. Со всеми всегда всё бывает хорошо – так заканчивалась сказка, которую Игорь придумал, чтобы рассказывать своим внукам, если они когда-нибудь будут. Там не будет медведей, и Робина Бобина там тоже не будет. А в конце всё со всеми будет хорошо.

«Кто-то должен убрать… его. Я не пойду».
Это Карина так сказала. Но он и сам не дал бы ей. Это должен сделать кто-то, кому не падали под ноги мёртвые голуби. Что может случиться с голубем на высоте пятого этажа? 0,001% — вот вероятность того, что кто-нибудь застрелит вас из пневматического ружья, когда вы мирно сидите на опорном столбе ЛЭП в маленьком сибирском поселке. «Что с вами, гражданин Голубь? Вам плохо? Вы съели что-нибудь не то? Ах, это, наверное, курица с овощами. Отвратная курица, позовите шеф-повара, позовите врача, позовите кого-нибудь, вашу мать!» Ничего, такое с голубями на каждом шагу – травятся курицей с овощами и сворачивают шею в раковине. Или с маленькой красной дыркой в груди падают под ноги девочкам.
Игорь стоял возле двух голубых контейнеров. В них бы забросил то, что нужно, даже ребенок, но, тем не менее, вокруг всегда валялся разный хлам – пакеты с мусором и пакеты без мусора, бутылки пластиковые и стеклянные, коробки от конфет. Табуретки.
Конечно, там не было никакой табуретки. Если бы она и была, Карина забрала бы ее отсюда еще вчера. Но зато хлама там явно прибавилось – картонная коробка из-под холодильника, чьи-то сломанные санки, плюшевый медведь с оторваным ухом, давно осыпавшаяся новогодняя елка (это в июле-то, как он вообще жопу от дивана оторвал?), какие-то дурацкие ветки и море, море пакетов. Рухлядь валялась в кажущемся беспорядке, но, приглядевшись, можно было обнаружить, что все это причудливо переплетается между собой.
«Как будто что-то хочет свить гнездо», — подумал Игорь, и его передернуло. Но он быстро успокоил себя – гнездо так гнездо. Голубю самое место в гнезде, пусть даже и не очень свежему голубю. Однако, когда пакет с птицей оказался в голубом контейнере, Игорь заметил, что на ветку, лежащую рядом, что-то намоталось. Это были нитки. Толстые белые нитки.
«Я пришел за тобой, засранец. Покажешь мне свою съемную квартирку?»
Нос заполнил ехидный запах нафталина.
Он отвернулся и быстро пошел прочь, не оглядываясь.

Следующее утро принесло Игорю сразу две новости. Первое – ночью умер Володенька.
Этому, в общем-то, никто не удивился. Врач скорой помощи, вызванной соседкой Володеньки и Ксюши Тамарой Ивановной, той самой, с которой обычно оставался Кирюша, поставил диагноз за полминуты — «Допился». Игорю, может, было бы даже немного жаль его, если бы не вторая новость. Как только он доел бутерброд с сервелатом и положил в раковину замороженную курицу в надежде сварить ее вечером, телефон зазвонил.
— Может, убежал?
— Он не мог, — всхлипывала Карина, — У меня все окна закрыты…
— Первый этаж, Карь, балкон открыла на пять минут – и нет твоего Арника. По бабам пошел, драться, жрать, ты же его херней всякой кормишь.
Игорь чувствовал какую-то тревогу – не в словах Карины, нет, тревога как будто висела в самой квартире. Почему-то он и сам не очень верил в то, что говорил. Но ей сейчас надо успокоиться.
— Он не мог!
За последние сутки Карина превратилась в ходячий пожарный гидрант. Сначала мертвый голубь, теперь кот Арнольд. И без того слабые с детства нервы были теперь еще больше подорваны – год назад ее двоюродная сестра и, в общем-то, единственная настоящая подруга, отправившаяся в Африку врачом-добровольцем, умерла от какой-то инфекции. Не найдя вечером Арнольда, Карина перевернула вверх дном всю родительскую квартиру. Сон одолел ее только к семи утра, а сегодня она только то и делала, что всхлипывала и раз за разом обходила уже сто раз проверенные места.
— Если он не мог выйти, значит, он все еще тут.
Все еще тут. Игорь почувствовал, как по спине скользнуло что-то холодное. Как гнилая рыба. Шлеп. Шлеп.
— Давай поищем еще. Он никуда не денется. Вышел – придет, не вышел – найдем.
В который раз они пустились в бессмысленное кругоквартирное путешествие, в который раз заглянули в каждый закуток, каждый угол – Арни нигде не было. Он не отзывался на кличку, не шел, когда они до одурения трясли коробкой с кошачьим кормом, хотя обычно, едва услышав этот звук, он пулей мчался к миске.
— Карин, я в туалет зайду?
Карина безразлично махнула рукой, продолжая звать Арнольда и трясти коробкой.
В сортире пахло лавандой. «Самый дебильный освежитель воздуха за всю историю человечества – ощути всю гамму ненавистных тебе запахов только у нас! Такой должна быть реклама этого говна. Это хуже, чем говно, зачем вообще нужен освежитель – чтобы сравнить и понять, что до этого было не так уж плохо? Удивительно, что к лаванде не добавили апельсин – это было бы концентрированное зло из дерьма и страха».
Взгляд Игоря упал на кошачий лоток. Арнольд таки личность – ест в человеческой кухне, ходит в человеческий сортир, спит в человеческой кровати. Да что там – он спит в Карининой кровати, он устроился даже лучше Игоря, этот хитрый хвостатый хрен. Конечно, можно было позвонить Инге, наговорить чего-нибудь, договориться встретиться. «Но для этого с ней придется говорить». Бывают люди умные, бывают – не очень, бывают совсем тупые. А бывают Инги.
С кошачьего лотка его взгляд скользнул на овальную дыру, куда устремилась сейчас настоящая горная река из сливного бачка. «А сюда кот плолезет?» — шепнул ехидный детский голосок где-то за правым ухом. В следующую секунду Игорю даже захотелось смеяться над собой – ну что за дебил, кот провалился в унитаз, вы посмотрите на этого Шерлока. А потом куда? Смыло? Решил исследовать темные глубины?
«Лобин-бобин», — подсказал голосок в голове. Игорь вздрогнул.
— А Арни когда-нибудь из унитаза пил?
Нет, подумай сам – ему каждый день наливают воды в миску, зачем ему…
— Пьет, постоянно. Не отучивается.
Совпадение, гражданин Голубь, это совпадение, тут не на что смотреть.

Арни не нашелся и вечером. Карина снова плакала, ее успокаивал вернувшийся вчера из Питера Вадя, Ксюша обещала расклеить объявления. А курицы в раковине не было.

Но он же положил ее тут, чтобы разморозить. Что не так с этой чертовой птицей? Точно, он ведь выбросил ее – дурацкую замороженную курицу со свернутой шеей. Или не выбросил? Вот ведь она, машет из-за дверного косяка розовой культей. Это ведь не голубь, это целая замороженная курица, Робин Бобин, ты ее так быстро не поймаешь. А я поймаю.
Стой, курица, стой, у меня есть овощи. Помидоры, вы, твари, любите помидоры, да?
Замороженная курица лежит в раковине, разметав мокрые крылья, как будто сейчас забьется среди грязных тарелок. Глаза-стекляшки… какие глаза? Нет, не проведешь, тебе ведь отрубили голову, прежде чем положить в мешок.
Положить в мешок и отнести на мусорку. Многие выбрасывают старые игрушки, например, медведя с оторванным ухом. А пропавший из садика шкаф с игрушками — это чистое совпадение, тут не на что смотреть, расходимся. Нет, это не просто мусорка, тут что-то не так. Сколько раз ты видел, чтобы к ней подъезжал мусоровоз?
Робин Бобин голоден, съел все мясо в городе.
Это детектив для дам в возрасте. Два трупа, две раковины. Но я нашел улику, как ты ни прятался. Ты это умно придумал, с раковиной – узнал, что хозяйка любит ставить тут всякие штучки вроде биде. Или измельчителя для отходов. Но неужели ты думал, что на нем не останется следов?
Съел корову и теленка, мясника и мясничонка.
Шерлок Холмс почти нашел отгадку. Осталась одна маленькая деталь. Самая важная улика. Пятирублевая монета, брошенная вчера в унитаз. Такая пройдет в любую трубу. Но никогда не пройдет бесшумно.
Этот звук. Будто какое-то бульканье. Или постукивание в трубах.
Скырлы-скырлы.
Это шкура скалится белыми нитками из темноты.
«Хочешь играть по-взрослому, засранец? Думаешь, ты самый умный? А не обоссышь ли ты постель на этот раз?»
Они не разговаривают. Не разговаривают.
«Разговаривают. Иди-ка сюда, засранец. Я тебе кое-что принес».
Церковь, приход, весь добрый народ.
Гнездо без голубя. Раковина без замороженной курицы.
Проглотил.
Иди-ка сюда, маленький засранец.
Но все еще хочет есть.
Шлеп. Шлеп.
Это не гнилая рыба. Это чьи-то холодные липкие ладошки. Они толкают курицу в раковину. Они шевелят маленькими скользкими пальцами. Они ощупывают стену между кухней и спальней – ведь нужно как-то найти дверь, верно? Он голоден, а значит, нужно найти дверь.
«ПОРОШОК УХОДИ».
Игорь упал с кровати и проснулся.

— Ты сегодня никуда не идешь?
Ксюша позвонила в дверь в пять утра – он едва успел умыться.
— Я сантехника вызвала. Дождитесь его с Кариной. Тамары Ивановны где-то нет.
Сантехника.
— Зачем вызвала?
— Труба забилась.
Шлеп.
— Забилась?
— Киря туда вечно всякую гадость спускает, у меня рубилки же нет, как у твоей хозяйки-мажорки. Да и вообще за квартиру я сама плачу. И на продукты мне родители денег не присылают.
— То есть ты не знаешь, чем забилась?
— Ясен хер, знаю. – Ксюша была недовольна тем, что поддеть брата не получилось. – Он туда целый ком пластилина бухнул.
Облепившая сердце гнилая рыба немного ослабила хватку.
— А Макс?
Ксюша развела руками. Это означало, что Максим опять в управлении.
— А ты куда?
— Да туда же, в управу. Звонил этот Звягинцев, который у мамы дурачок.
Звягинцев, который у мамы дурачок, был самым молодым следователем убойного отдела. Его отличала, прежде всего, неуемная щенячья жажда сунуть нос везде, где любой другой следователь тяжело вздыхал и закрывал дело.
— И что говорил?
— Про Володеньку говорил. Говорит, это не несчастный случай, а я типа важный свидетель. Над ним уже весь их отдел ржет из-за этого. Понятно же, что алкаш упился, а он – дело завел, экспертизы всякие затребовал. И что думаешь?
Игорь ничего не думал.
— Из сердечного приступа он начал наматывать сопли на кулак и намотал на то, что это, оказывается, могло быть покушение на убийство. – Ксюша хмыкнула. – Прикинь? Он там целую теорию вывел. Что алкаш там прятался от кого-то, хер знает что. И из того, что его нашли в одежде в ванне, в итоге заключил, что…
— Где нашли?
Игорь почувствовал, как где-то в районе аппендикса холодная гнилая рыба шевельнула хвостом.
— В ванне. В одежде. Понятно же, что белочку словил, привиделась какая-нибудь хуетень, вот и разрыв сердца.
Игорь не ответил. Он уже выбежал из квартиры.

Монетка не поможет. На что он надеялся? Это всего лишь маленький кусок металла. Канализационные трубы и коллекторы идут под всем городом. Где-то там, внизу, огромная кишка, в которой может уместиться все, что угодно – даже корова с теленком.
А что над ней? Асфальт. А в асфальте – много маленьких дырочек, из-за которых кишка похожа на флейту. Канализационные люки.
Где же ты прячешься?
Дом Ксюши, тот, где умер Володенька. Умер на пятом этаже от разрыва сердца. Но на площадке три квартиры. Ксюшина – с одной стороны, та, где жил алкаш – с другой. А между ними…
Звонок заливался трелями – он пел глухо, будто его звон доносился откуда-то из глубины квартиры.
«Или продирается сквозь гнилую рыбу». Шлеп. Шлеп.
Игорь отогнал эти мысли.
«Тамары Ивановны где-то нет», — говорит Ксюшин голос в голове. Где-то нет, а где-то есть. В своей квартире – прячется в ванной от чего-то, что шлепает по куриной коже холодными липкими ладошками. Звонить бесполезно.
— Ксюша!
— Ты чего орешь так, псих?
— Ксюша, скажи Максу, срочно нужно ехать!
— Кому ехать? Куда ехать? Ты головой ударился?
— Ему, сюда ехать! Домой! Пусть берет своих ментов всех, это срочно!
— Что случилось?! Что там у вас? Я сейчас приеду!
— Не ты, Макс! Это у Тамары Ивановны, нужно срочно ментов сюда!
— Что у вас там случилось, ебаный в рот, ты можешь объяснить мне?!
— Некогда объяснять, скажи Максу, что нужно срочно ехать!
«Менты не помогут», подумал Игорь, нажимая на красную трубку.
Съел часовню и приход, и в округе весь народ.
И в округе весь народ.
Теперь пропажа табуретки и замороженной курицы казалась Игорю несуразным анекдотом. Автобусным романом для дам в возрасте, в котором пушистые медвежьи шкуры никогда не разговаривают. Это не роман, это реальность, и шкуры в ней скалятся белыми нитками и зовут к себе в темный угол. Он пытался поймать голубя. А потом пытался поймать человека. Сколько одиноких пенсионеров в этом доме? Сколько затворников, живущих в своих однокомнатных бетонных мышеловках? Сколько еще тут людей, о которых никто не вспомнит, если они вдруг куда-то исчезнут? Ведь их иногда находят по запаху – уже разлагающихся, умерших три-четыре дня назад. Или совершенно случайно зайдет участковый и поднимет тревогу, когда узнает, что Тамара Ивановна не выходила из квартиры уже неделю. Никто никогда не знает точно, что происходит за стенкой – ведь там тихо, а остальное знать и не стоит. Кто меньше знает – тот крепче спит и не слышит тихого шлепанья липких ладошек по кафелю.
А первым был кот. Каринин кот.
Телефон заверещал так резко и мерзко, что Игорь едва не выронил его.
— Карина, я все знаю. Нам нужно срочно встре…
— Помоги.
— Что?
— Помоги. Игорь, пожалуйста, тут что-то есть.
Истерический шепот Карины ледяной струйкой скользнул под ребра и обволок легкие.
— Кирилл с тобой?
— Со мной. Мы в ванной…
— Не выходите оттуда, слышишь? В ванной не вынимается решетка из слива, он не может туда попасть.
— Игорь, пожалуйста, скорее, тут щель под дверью!..
Он бежал, обгоняя короткие гудки. Спотыкался и бежал снова. Он должен успеть. Не на этот раз.
Подъезд. Дверь. Открыто. Кромешная темнота сквозь щель. Бархатная, тихая. Будто приглашающая.
«ПОРОШОК УХОДИ».
Это он порошок. И он должен уходить – так быстро, как сможет.
«Каля, не плачь, дядя Игаль нас не блосит!»
Не бросит.
Он взялся за ручку – дверь поддалась легче, чем обычно. Будто кто-то привязал к ней толстые белые нитки.
«ПОРОШОК НЕ ВХОДИ».
Нет, без них он отсюда не уйдет.
В кармане зазвонил телефон. Ксюша.
— Ксюша, нет времени, я у…
— Игорь, это Карина. Я у Ксюши дома, срочно иди сюда. Мне нужно тебе показать…
— Где ты?
— У Ксюши. Я забыла телефон дома. Скорее иди сюда.
Игорь захлопнул дверь ногой – с таким грохотом, что со стены осыпалась штукатурка.

— Карина, открой!
Она стояла перед ним – бледная, как тогда на кухне, когда они нашли голубя в раковине.
— Игорь, ты должен это увидеть.
— Карина, ты не понимаешь, что происходит. Нужно…
— Игорь, ты должен увидеть.
И он увидел.
— Сантехник матерился сильно. Потом уехал. – В горле Карины стоял ком.
Доброе утро, гражданин Голубь, мы как раз вас ждали.
Это был он, никаких сомнений быть не могло. Крыло перебито, голова свернута набок. Тот самый голубь, которого он бросил в контейнер в пластиковом пакете.
— В подъезд. Быстро.
Как только Карина и Кирилл выскочили за дверь, Игорь вставил ключ с наружной стороны замка и повернул два раза.
— Игорь, что тут творится?
— Нет времени. Ждите здесь. Никуда не ходите. Ясно?
Белая, как осколки разбитой тарелки, Карина едва заметно кивнула. Широко раскрытые глаза смотрели на него, как на голубя из раковины.
Он должен проверить.
Пять этажей, на каждом – по три квартиры. Минус Ксюша. Минус Володенька. Минус Тамара Ивановна. Он должен проверить. Так не бывает.
Но когда он подходил к квартире №27 на четвертом этаже, он уже знал, что будет дальше.
Двадцать седьмая не отвечала. Не отвечала ни двадцать шестая, ни двадцать пятая, ни какая-либо из остальных девяти квартир. В гнездах больше нет голубей.
И в округе весь народ.
Неожиданно он услышал дребезжание. Сперва он подумал, что это звонок в чьей-то квартире. Но дребезжание было гораздо ближе – оно доносилось прямиком из батареи отопления в подъезде.
Дед Егор умер. Голубей больше нет.
Дзинь-дзинь.
Скырлы-скырлы.
«Вот оно», — прозвенела в мозгу Игоря маленькая круглая мысль. Теплая круглая мысль достоинством в пять рублей трепыхалась в его голове, как в батарее отопления.
В этой котельной нет котла.

— Игорь, где ты?
— Карина, послушай. Это очень важно.
Теперь он точно знал, что нужно делать.
— Игорь, что тут происходит?
— Понимаешь… Я знаю, в чем дело. Их больше нет, понимаешь? Твой кот, Володенька, Тамара Ивановна…
— О чем ты?
— Послушай, я думаю, это он. Робин Бобин.
— Ты свихнулся?
— Просто послушай. Не бросай трубку. Помнишь эту дурацкую песенку? Робин Бобин голоден. Съел…
— Я помню, дальше что? При чем тут…
— Не перебивай. Понимаешь, эти трубы никуда не уходят. Они не для этого. Они замкнутые, как кровеносная система. Ты хоть раз видела, как к нашей мусорке подъезжает мусоровоз?
— Игорь…
— Не перебивай, послушай, я точно знаю, это он. Помнишь, как там поется. Съел часовню и приход…
— И в округе весь народ. Что с этого?
— И в округе весь народ. Я бросил пять рублей в унитаз, но они были в той батарее, понимаешь? Но он все еще хочет есть.
— Игорь, ты сказал – ждать в котельной, где ты?
— Прости, так надо, я точно знаю, что делаю. Я должен был. Он все еще хочет есть.
— Игорь…
Передайте комплименты шеф-повару.
Теперь он будет занят некоторое время. Но это ненадолго, нужно торопиться. В ванне уже полно воды.
Робин Бобин голоден, съел все мясо в городе.
Если хочешь резать наверняка – нужно резать вдоль.
Съел корову и теленка, мясника и мясничонка.
Нож достаточно острый. «Вчера я лично резал им курицу, подумать только!»
Съел часовню и приход…
…быстрее…
И в округе весь народ.
Шлеп.
Корову, теленка, мясника, мясничонка.
Скырлы-скырлы.
Церковь, приход, весь добрый народ…
Он пришел.
Ну ничего, под этой дверью нет щелей.
Проглотил.
На здоровье, гражданин Голубь, курица и вправду объедение.
Но все еще хочет есть.

Пусть подавится.

_____

— Это интересно, вы бы почитали, Павел Иванович.
— Желтая пресса?
— Ну, не такая уж желтая, — смутился Звягинцев.
— Забавно у вас вышло с этим делом, что ни говори.
— Но все-таки голубя нашли. Стоило осмотреть получше – и нашли. Белая горячка, голубь в окно – и вот он, разрыв сердца. Теперь можно с чистой совестью закрывать.
— Да не суетись, не суетись.
Петр Иванович хлебнул чая и придвинул поближе газету.

ПСИХОПАТ-САМОУБИЙЦА ВСКРЫЛСЯ, ПРОЧИТАВ «РОБИН БОБИН БАРАБЕК»
23-летний гражданин Г. из г. N вскрыл
вены, заперевшись в ванной комнате собствен-
ной квартиры. Подруга Г. по имени Алина утвер-
ждает, что за несколько минут до предполагае-
мого времени совершения самоубийства говорила
с ним по телефону. В разговоре Г. сообщил ей,
что некий Робин Бобин, поселившийся в котель-
ной дома, съел всех жильцов в подъезде. К тако-
му выводу он пришел, позвонив в двери всех квар-
тир на четырех этажах – это удалось установить
со слов самих жильцов, большая часть из которых –
пенсионеры. По показаниям жителей семи из десяти
заселенных квартир, около половины шестого утра
они были разбужены звонком в дверь. Примерно в
это же время Г., Алина и малолетний племянник
Г., Андрей, по словам Алины, находились на лестнич-
ной площадке, куда их вытащил Г., разбудив звон-
ком в дверь. Еще ранее, по словам сына гражданки
М., гражданин Г. позвонил в дверь квартиры М.
с неизвестной целью. Сама гражданка М. в этот
момент находилась в больнице с микроинфарктом.
Подруга самоубийцы Алина, помимо прочего, ут-
верждает, что гражданин Г. по телефону сообщил
ей следующее, цитата: «система труб в доме замкну-
та, в котельной нет котла, бросил пять рублей в уни-
таз, а они в батарее, и опять про эту песенку».
Предположительно, речь идет об английской песенке
«Robin the Bobin», переведенной на русский язык
К. Чуковским под названием «Барабек (как нужно
дразнить обжору)». Со слов Алины, по телефону
гражданин Г. цитировал другой, вероятно, им и со-
чиненный вариант песенки, очень близкий к оригиналу,
но немного попахивающий дурдомом. Песенку в перево-
де Чуковского Г. неоднократно слышал в детстве, а в
последний раз – когда Алина читала ее Андрею. Также
в телефонном разговоре Г. упоминал о пропаже кота
Алины, который был найден ей в обувной коробке. Осо-
бенно интересен упомянутый им мусоровоз, который
якобы никогда не подъезжает к мусорным контейне-
рам: он действительно несколько дней не приезжал,
будучи на ремонте, и поэтому возле контейнеров скопи-
лось большое количество мусора. Сестра гражданина Г.
Евгения утверждает, что ранее подозрительного пове-
дения за ним замечено не было, наркотики он не упот-
реблял, однако был чрезмерно рассеянным: Евгения
припомнила случай, когда Г. запихнул замороженную
курицу в измельчитель для отходов и держал там,
пока не был Евгенией же остановлен. Предположительно,
сумма всех факторов окончательно пошатнула
нервную систему Г., потерявшего родителей в автока-
тастрофе и воспитанного бабушкой.

— Ну как тебе?
— Что, простите?
— Как тебе статья, засранец?
Звягинцев скалится белыми нитками. Нет никакого Павла Ивановича. Только липкие холодные ладошки. Чтобы истечь кровью, нужно больше времени, гражданин Голубь, гораздо больше, чем уйдет на выстрел из пневматического ружья.
У каждой ванны есть решетка на сливе. У большинства ванн ее невозможно снять изнутри.
Но некоторые – все-таки исключение.

«А в конце все со всеми было хорошо». Читать полностью…

Историю эту совсем недавно рассказал мне коллега, к которому случилось на днях зайти на дом. Но сами события повествования произошли еще в середине девяностых. Для начала нужно сказать, что коллега живет в старом трехэтажном доме с типичным двором-колодцем. Причем этот двор — натуральный колодец, настолько узкий, что его даже не видно из окна третьего этажа, если не высовываться. Этажи весьма высокие, а самое интересное — то, что двор находится ниже уровня улицы, и чтобы попасть туда, вы должны спуститься по ступенькам почти на высоту этажа вниз. Таким образом, дом имеет еще как бы нулевой этаж, где находятся две квартиры со входом со двора, хотя квартирами их назвать трудно. Моему коллеге довелось однажды побывать в одной из них. Через входную дверь вы попадаете на махонькую кухоньку, которая имеет единственное на всю квартиру окно. Из кухни ведут две двери — одна в еще меньший санузел, другая в небольшую спаленку без окон. Скорее всего, до СССР это были либо подсобные помещения, либо какие-то мастерские, но потом началось уплотнение, и их перепрофилировали в квартиры.

Так вот, в одной из этих квартир обитал бомжеватый тип, а в другой жила полоумная бабушка — «божий одуванчик». Бабушка была тихой помешанной. Она ни с кем не общалась, все время бубнила себе под нос какие-то слова и почти ничего вокруг не замечала. Вполне естественно, что бабушка была совершенно одинока и вела полупомоечный образ жизни. Хотя она вроде бы иногда получала какие-то деньги на почте и даже умудрялась купить хлеба, но и возле мусорки ошивалась нередко.

В основном на бабушку не обращали внимания. Единственными заметными проявлениями ее существования были дикая вонь из квартирки и цветочная клумба посреди дворика. Вообще, было удивительно, как в этом вечносыром месте, куда никогда не проникал прямой лучик света, могло расти что-то, кроме мха. Но факт: каждое лето цветы росли, совершенно не соответствуя мрачному сырому колодцу. Что касается вони, она была слабым поводом замечать существование божьего одуванчика, так как в принципе от нее могли страдать только сосед-полубомж и семья алкоголиков этажом выше. Но, похоже, они не очень-то и страдали. Только раз алкоголики с первого этажа упомянули бабку, мол, совсем уже двинулась — всю ночь стучит, не переставая. Но ругаться не стали. Видно, им было все равно, да и сами они докучали нормальным жильцам куда больше.

Однажды жильцы заметили, что божий одуванчик уже несколько дней не появлялась в поле зрения. Причем, может, этого бы и не заметили, если б вонь в квартире не усилилась. Связь прослеживалась очевидная, и довольно оперативно была вызвана милиция. Дверь взломали, и представители правоохранительных органов вместе с несколькими особо любопытствующими соседями (среди них был и мой нынешний коллега) вошли в квартиру. Тут перед ними и предстал кошмар последних месяцев (а то и лет) существования старушки. Как оказалось, за стеной ее квартиры проходили какие-то подземные коммуникации. И в какой-то момент у сумашедшей бабульки появился серьезнейший враг — крысы. Наверное, экспансия грызунов нарастала из месяца в месяц. Стены за истлевшими обоями были просто-таки испещрены многими десятками крысиных ходов. Жильцы в последнее время все чаще замечали грызунов возле ступенек, ведущих вниз, и полагали, что те лезут из подвала. Но все-таки случаи были не особо частыми, а соседи (напомню, алкоголики и бомж) не жаловались. Кухня, по-видимому, уже была сдана серому воинству: в ней не осталось абсолютно ничего, кроме толстого слоя крысиного помета на полу. Каждый вечер старушка запиралась в спальне и принимала бой с крысиными ордами. Единственной ее домашней утварью в квартире была старая кочерга, которой она вела войну не на жизнь, а на смерть. Тут и вспомнились замечания о ночном стуке. Ближе к утру все тушки поверженных врагов собирались в ванну и по мере возможности незаметно выносились на мусорку. Возможность не всегда соответствовала количеству павших, и тушки могли накапливаться в ванне, создавая ужасное зловоние. Лишь только максимальная удаленность санузла от входной двери и терпимость соседей позволяли оставаться такой ситуации незамеченной.

Как показала экспертиза, позапрошлым вечером бабушку хватил инсульт, и она, парализованная, лежала на кровати без возможности провести очередной раунд боя со своими заклятыми врагами. Серое воинство не осталось в долгу и попировало на славу, съев несчастную заживо. Прибывшие милиционеры и соседи обнаружили изъеденный, но еще не полностью обглоданный труп.

После, конечно, были проведены антикрысиные мероприятия. Обе квартиры были выведены из жилищного фонда. Теперь там какие-то вечнозакрытые подсобки. А клумба полностью заросла мхом, как и положено двору-колодцу. Читать полностью…

Объект №: SCP-372

Класс объекта: Евклид

Особые условия содержания: SCP-372 следует содержать в камере 5 × 4 × 2 метра, стены которой облицованы армированным оргстеклом. Во всех четырёх стенах камеры содержания установлено по инфракрасному детектору движения. Кормить SCP-372 следует раз в две недели; порция состоит из одного килограмма сырого мяса и свежих овощей, и подаётся в камеру через люк.

Все сотрудники службы безопасности, несущие службу рядом с камерой SCP-372, обязаны носить шлемы с закреплённой на лбу камерой, передающей сигнал в реальном времени на ближайший пост охраны. В случае нарушения условий содержания система оповещения уведомляет персонал о необходимости следить за мимолётными движениями на периферии зрения и докладывать о них при обнаружении.

Описание: SCP-372 представляет собой существо неизвестного вида. Длина тела существа от головы до кончика хвоста — примерно два метра, вес — 45 килограмм. Тело удлинённое, тонкое, снабжено восемью парами узких конечностей.

Установлено, что мышечные волокна существа [УДАЛЕНО], что позволяет ему совершать невероятно быстрые и точные движения. Все части тела существа аномально гибкие, а конечности покрыты множеством тонких волосков, с помощью которого оно может удерживаться практически на любой твёрдой поверхности.

Органы зрения и слуха у существа заменяет [ДАННЫЕ УДАЛЕНЫ]. Данный орган помимо эхолокации позволяет существу ощущать потоки энергии, в том числе и производимые мозгами находящихся неподалеку существ электрические импульсы. SCP-372 научилось координировать свои движения с этими импульсами и предугадывать движения всех, кто находится вокруг него. С помощью такой тактики SCP-372 способно прятаться вне поля зрения того, кто его ищет, а также в слепом пятне, или передвигаясь в момент саккад1.

SCP-372 привлёк внимание Организации██.0█.████. Один из агентов, работавших под прикрытием в █████████ ██████, сообщил, что видел существо, похожее на описание \»галлюцинации\» одного из пациентов (г-на ████ ████████). После тщательного расследования SCP-372 было захвачено с помощью [УДАЛЕНО], после чего выяснилось, что по неизвестным причинам это существо \»изводило\» выбранного им пациента. Оно приводило его в беспокойство, прячась вне поля зрения окружающих лиц, из-за чего он пришёл к выводу, что ему мерещится \»монстр\», которого не видит никто другой. К сожалению, состояние психики пациента к этому времени уже серьёзно пострадало, и [ДАННЫЕ УДАЛЕНЫ].

Протокол опытов над SCP-372:

Участники: Два сотрудника класса D
Место проведения опыта: Пустое помещение 6 x 5 x 3 метра
Параметры опыта: D-1 получил указание встать в центре помещения, D-2 — в углу. Обоим следовало визуально осматривать помещение. В помещение было выпущено SCP-372. Через пять минут вооружённые сотрудники загнали SCP-372 обратно в камеру содержания, а D-1 и D-2 допросили на предмет увиденного.
Результаты: За пять минут D-1 не заметил ничего, а D-2 несколько раз заметил, как что-то промелькнуло.

Участники: Два сотрудника класса D
Место проведения опыта: Пустое помещение 6 x 5 x 3 метра
Параметры опыта: D-1 и D-2 получили указание встать в противоположные углы помещения и визуально осматривать помещение после того, как SCP-372 выпустят в комнату.
Результаты: За пять минут оба подопытных увидели SCP-372 пятнадцать раз (всякий раз — оба одновременно). Согласно имеющейся гипотезе, SCP-372 прыгал по тем участкам помещения, которые попадали в слепые пятна обоих подопытных, и время от времени был вынужден перепрыгивать в другой участок, когда слепые пятна у подопытных расходились.

Участники: Четыре сотрудника класса D
Место проведения опыта: Пустое помещение 6 x 5 x 3 метра
Параметры опыта: D-1, D-2, D-3 и D-4 получили указание встать по углам комнаты и наблюдать за SCP-372.
Результаты: Примерно через полторы секунды после того, как в помещение выпустили SCP-372, D-3 с криком упал на пол, зажимая обильно кровоточащую рану на [УДАЛЕНО], которая, казалось, появилась сама по себе. D-1, D-2 и D-4 покинули указанные им места и побежали к двери (на тот момент уже запертой). D-4 начал бить в дверь кулаками, после чего тоже получил рану и лишился одного ██████. D-1 и 2 отошли в угол, где D-1 свернулась в позу эмбриона на полу, а D-2 стоял совершенно неподвижно. За оставшееся время пятиминутного опыта никакой активности ими замечено не было. К концу опыта D-3 скончался, D-4 потребовалось хирургическое [УДАЛЕНО], а D-1 и D-2 не пострадали. По словам выживших, SCP-372 они ни разу не заметили.
Примечание: Если не считать того случая с пациентом психбольницы, это первый раз, когда оно наносит вред человеку. У D-3 даже не было времени, чтобы как-то его разозлить. Может, оно просто проголодалось? — Д-р ███████

Приложение: Если кто-то будет разыгрывать нервных сотрудников и притворяться, что видит SCP-372 прямо перед ними, получит строгий выговор. — О5-█ Читать полностью…

Класс объекта: Кетер

Особые условия содержания:

ВЕРСИЯ 11-6

Физическое взаимодействие с SCP-106 запрещено при любых обстоятельствах. Разрешение на физическое взаимодействие может быть дано только с согласия не менее 8 из 12 участников совета О5 и только в исследовательских целях. Всем сотрудникам (научному персоналу, службе безопасности, классу D и т.д.) следует соблюдать дистанцию в 20 метров от камеры содержания, кроме случаев санкционированного техобслуживания или проверок содержания.

Камера содержания должна быть подвешена внутри вторичной камеры, причём минимальное расстояние от любой её стены до стены \»первичной\» камеры содержания должно быть не меньше 30 метров. Вторичная камера должна находиться под постоянным и всесторонним наблюдением, освещённой со всех сторон. Мусор и захламление вторичной камеры не допускается. Появление любых предметов, свидетельства движения или любой ненормальной активности во вторичной камере автоматически ведёт к полной внутренней блокировке Зоны. Блокировка снимается только после сигнала \»ситуация в норме\», поданного администрацией Зоны.

О появлении пятен разъедания на внешней и внутренней камерах, сотрудниках и в любых местах Зоны в пределах 200 метров от SCP-106 следует немедленно докладывать в службу безопасности Зоны. Вещи и сотрудники, забранные SCP-106, автоматически считаются утерянными / погибшими при исполнении долга. Попыток извлечения и спасения не следует предпринимать ни при каких обстоятельствах.

Примечание: У SCP-106 нет \»состояния покоя\». Любое уменьшение активности или проявление послушания со стороны SCP-106 следует считать обманным действием перед проявлением агрессии, и воспринимать соответственно.

ПРИМЕЧАНИЕ: УСЛОВИЯ СОДЕРЖАНИЯ СНЯТЫ ИЗ-ЗА УЧАСТИВШИХСЯ СЛУЧАЕВ НАРУШЕНИЯ

ВЕРСИЯ 11-7

Физическое взаимодействие с SCP-106 запрещено при любых обстоятельствах. Разрешение на физическое взаимодействие может быть дано только с согласия не менее 8 из 12 участников совета О5 и только в исследовательских целях. Всем сотрудникам (научному персоналу, службе безопасности, классу D и т.д.) следует соблюдать дистанцию в тридцать метров от камеры содержания, подходить ближе допускается только по приказу, отданному Администратором Зоны.

SCP-106 следует содержать в герметичном контейнере, состоящем из шестнадцати слоёв стали со свинцовым покрытием. Промежутки между слоями должны быть не менее 18 см, количество опорных балок должно быть минимальным. Означенный контейнер должен быть погружён в текущую жидкость. Саму жидкость следует менять раз в двое суток и непрерывно осматривать на предмет появления \»разъедания\».

Обо всех признаках разъедания на поверхностях камер содержания, телах сотрудников или других местах Зоны в пределах двухсот метров от SCP-106 следует докладывать службе безопасности Зоны. Вещи и сотрудники, забранные SCP-106, автоматически считаются утерянными / погибшими при исполнении долга. Попыток извлечения и спасения не следует предпринимать ни при каких обстоятельствах.

У SCP-106 нет \»состояния покоя\». Любое уменьшение активности или проявление послушания со стороны SCP-106 следует считать обманным действием перед проявлением агрессии, и воспринимать соответственно.

Примечание: При наблюдении за SCP-106 была замечена некоторая \»задержка\» при проходе через свинец и сходные материалы. Толщина слоя таких материалов, судя по всему, не имеет значения. Также стоит отметить, что множество тонких слоёв материала \»замедляет\» SCP-106, поскольку ему приходится входить и выходить в каждый слой отдельно. Текущие жидкости также могут на некоторое время \»сбить SCP-106 с толку\».

ПРИМЕЧАНИЕ: УСЛОВИЯ СОДЕРЖАНИЯ СНЯТЫ ИЗ-ЗА НЕОДНОКРАТНЫХ СЛУЧАЕВ НАРУШЕНИЯ. СИСТЕМА ДВИЖИТЕЛЕЙ И НАСОСОВ РАСПРОСТРАНЯЛА \»РАЗЪЕДАНИЕ\» В ХОДЕ ПОПЫТКИ НАРУШЕНИЯ УСЛОВИЙ СОДЕРЖАНИЯ, ЧТО ПРИВЕЛО К МНОЖЕСТВЕННЫМ НАРУШЕНИЯМ СТРУКТУРНОЙ ЦЕЛОСТНОСТИ И ПОЛНОМУ НАРУШЕНИЮ УСЛОВИЙ СОДЕРЖАНИЯ

ВЕРСИЯ 11-8

Физическое взаимодействие с SCP-106 запрещено при любых обстоятельствах. Разрешение на физическое взаимодействие может быть дано только с согласия не менее 8 из 12 участников совета О5. Означенное взаимодействие следует проводить в Зонах с максимальным уровнем безопасности AR-II и только после эвакуации всех сотрудников, за исключением необходимых для функционирования Зоны. Всем сотрудникам (научному персоналу, службе безопасности, классу D и т.д.) следует соблюдать дистанцию в шестьдесят метров от камеры содержания, подходить ближе допускается только в случае нарушения условий содержания

SCP-106 следует содержать в герметичном контейнере, состоящем из сорока слоёв стали со свинцовым покрытием. Промежутки между слоями должны быть не менее 36 см, опорные балки следует устанавливать на неравных расстояниях друг от друга. Означенный контейнер должен удерживаться как минимум в 60 сантиметрах от любой поверхности с помощью электромагнитного подвеса ELO-IID.

Вторичная область содержания должна состоять из шестнадцати сферических \»ячеек\», заполненных различными жидкостями и случайным набором плоскостей и опор. Также она должна быть оснащена автоматизированной системой освещения, способной создать на всей территории вторичной области освещение с силой светового потока в 80 000 люмен в случае срабатывания без участия людей. Обе области содержания должны находиться под круглосуточным наблюдением.

Обо всех признаках разъедания на поверхностях камер содержания, телах сотрудников или других местах Зоны в пределах двухсот метров от SCP-106 следует докладывать службе безопасности Зоны. Вещи и сотрудники, забранные SCP-106, автоматически считаются утерянными / погибшими при исполнении долга. Попыток извлечения и спасения не следует предпринимать ни при каких обстоятельствах.

Примечание: В ходе исследований было установлено, что при столкновении с очень сложными конструкциями, лишёнными закономерностей, SCP-106 \»путается\», вход и выход из таких конструкций осуществляется со значительной задержкой. Также была замечена неприязнь SCP-106 к ярким вспышкам света, направленным на него. Это не сопряжено с какими-либо повреждениями, в таких случаях SCP-106 уходит в своё \»карманное измерение\», создавая себе проход на твёрдой поверхности.

Выяснение этих слабостей, а также воздействия свинца и запутывания в жидкостях, помогло снизить частоту случаев побега на 43%. Также \»первичные\» камеры содержания показали свою эффективность в ходе инцидентов с применением Протокола Возврата ██ -███ -█. Наблюдение продолжается.

Описание: SCP-106 выглядит как пожилой гуманоид на поздней стадии разложения. Внешность меняется от случая к случаю, но свойство \»гнилости\» присуще любому облику. SCP-106 не особенно ловок, и временами лежит без движения по несколько дней, поджидая жертву. SCP-106 также может карабкаться по любой вертикальной поверхности и висеть вверх ногами сколь угодно долго. Излюбленная форма атаки SCP-106 — выведение жертвы из строя путём повреждения жизненно важных органов, групп мышц и связок, после чего SCP-106 затягивает обездвиженную жертву в своё карманное измерение. Самая предпочтительная для SCP-106 жертва — люди в возрасте от 10 до 25 лет.
SCP-106 вызывает \»разъедание\» всех твёрдых поверхностей, к которым прикасается, физическое разложение материала начинается через несколько секунд после первого прикосновения. Внешне это проявляется как ржавление, гниение и растрескивание материала; также материал покрывается чёрной слизистой субстанцией, схожей с тем, чем покрыт сам SCP-106. Это воздействие особенно губительно для живых организмов. Считается, что это — подготовка пищи к перевариванию. Эффект длится в течение шести часов после прикосновения, после чего \»затухает\».

SCP-106 способен проходить сквозь твёрдые тела, покрывая их при этом своей разлагающей слизью. Внутри твёрдых предметов SCP-106 может \»исчезать\», уходя, согласно современным теориям, в своё \»карманное измерение\». SCP-106 способен покинуть это измерение через любую поверхность, физически связанную с местом ухода (например: \»ушёл\» во внутреннюю стену комнаты, \»вернулся\» через внешнюю; \»ушёл\» в стену, \»вышел\» из потолка). Неизвестно, является ли это измерение местом происхождения SCP-106 или же просто его \»логовом\».

Сведения об этом \»карманном измерении\» крайне скудны. Известно, что оно состоит в основном из залов и комнат со [ДАННЫЕ УДАЛЕНЫ] входом. Такие действия могут продолжаться несколько дней, некоторых жертв SCP-106 отпускает с целью охоты, повторной поимки, [ДАННЫЕ УДАЛЕНЫ]. Читать полностью…

Объект №: SCP-087

Класс объекта: Евклид

Особые условия содержания: SCP-087 находится на территории университета [УДАЛЕНО]. Дверь, ведущая к SCP-087, сделана из закалённой стали и снабжена электрическим замком. Дверь замаскирована под кладовую уборочного инвентаря в общем стиле этого здания. Механизм запирания двери открывается только в том случае, когда вместе с поворотом ключа против часовой стрелки на замок подаётся напряжение ██ вольт. Изнутри дверь наполнена звукопоглощающим материалом толщиной шесть сантиметров.

Из-за исхода последнего эксперимента доступ к SCP-087 запрещён всем сотрудникам.

Описание: SCP-087 — неосвещённая лестница. Пролёты спускаются под углом 38 градусов, в одном пролёте 13 ступенек, между пролётами — полукруглые площадки примерно 3 метров в диаметре. Направление спуска меняется на 180 градусов на каждом пролёте. Конструктивные свойства SCP-087 таковы, что прямая видимость составляет примерно полтора пролёта. Для спуска необходим источник освещения, так как на SCP-087 нет ни ламп, ни патронов для них, ни окон. Светильники ярче 75 ватт оказались неэффективны; судя по всему, SCP-087 поглощает излишний свет.

Подопытные утверждают (а аудиозаписи подтверждают), что слышат детский умоляющий голос и плач примерно в 200 метрах под первым пролётом. Тем не менее, попытки спуститься вниз не приблизили подопытных к источнику звука. Глубина лестницы, вычисленная по Исследованию 4, самому длительному из проведённых, гораздо больше теоретически возможной глубины как самого здания, так и геологических формаций вокруг. На данный момент неизвестно, кончается ли SCP-087 где-либо.

SCP был четырежды исследован сотрудниками класса D с применением видеозаписи. Все подопытные столкнулись с SCP-087-1, выглядящим как лицо без зрачков, ноздрей и рта. Природа SCP-087-1 неясна, но было установлено, что голос и плач издаёт не он. Встретившись с SCP-087-1, подопытные испытывали очень сильную паранойю и страх, но непонятно, естественные ли это реакции, или аномальные. Читать полностью…

Объект №: SCP-096

Класс объекта: Евклид

Особые условия содержания: SCP-096 должен постоянно содержаться в своей камере (герметичный стальной куб 5х5х5 м). Обязательны еженедельные проверки на наличие любых трещин или отверстий. Внутри камеры SCP-096 не должно быть абсолютно никаких устройств видеонаблюдения или оптических приборов. Сотрудники службы охраны должны использовать предварительно установленные датчики давления и лазерные детекторы, чтобы убедиться, что SCP-096 находится в камере.

Все фото, видео или описания внешности SCP-096 строго запрещены без согласования с доктором ███ и O5-█.

Описание: SCP-096 – гуманоидное существо ростом приблизительно 2,38 метра. Объект обнаруживает малое количество мышечной массы, предварительные анализы массы тела показывают легкое недоедание. Руки непропорционально велики по отношению к телу объекта, длина каждой равна примерно 1,5 м. Кожа в основном лишена пигментации, признаки волос на теле отсутствуют.

Челюсти SCP-096 могут открываться в четыре раза шире нормы для среднего человека. Другие черты лица аналогичны средним человеческим, за исключением глаз, которые также лишены пигментации. На данный момент неизвестно, слеп SCP-096 или нет. Он не показывает признаков высших мозговых функций, его разумность не подтверждена.

Как правило, SCP-096 чрезвычайно спокоен, датчики давления в камере указывают, что он проводит большую часть дня, прохаживаясь вдоль восточной стены. Однако когда кто-либо видит лицо SCP-096, будь это непосредственно, на видеозаписи, или даже на фотографии, — он приходит в состояние крайнего эмоционального переживания. SCP-096 закрывает лицо руками и начинает кричать, плакать и невнятно бормотать. Приблизительно через одну-две (1-2) минуты после первого просмотра SCP-096 бежит к увидевшему его лицо (далее обозначается как SCP-096-1).

Задокументированная скорость варьируется от 35 до ███ км/ч, и, видимо, зависит от расстояния до SCP-096-1. На данный момент ни один известный материал или метод не может препятствовать движению SCP-096. Фактическое расположение SCP-096-1 не оказывает видимого влияния на реакцию SCP-096; он, похоже, обладает врожденным чутьем местонахождения SCP-096-1. Примечание: эта реакция не появляется, если смотреть на художественные изображения (см. Документ 096-1).

По прибытии в расположение SCP-096-1 SCP-096 приступает к убийству и [ДАННЫЕ УДАЛЕНЫ] SCP-096-1. В 100% случаев не остается и следа от SCP-096-1. После этого SCP-096 садится на несколько минут, прежде чем снова обретет хладнокровие и станет послушным. Затем он попытается вернуться в свое естественное место обитания, [ДАННЫЕ УДАЛЕНЫ].

В связи с возможностью массовой цепной реакции, включающей нарушение секретности Организации и большие потери среди гражданских, розыску субъекта должен быть присвоен Альфа-приоритет.

Доктор ███ также ходатайствовал о немедленном уничтожении SCP-096 (см. интервью 096-1). Приказ ожидает подтверждения. Приказ об уничтожении подтвержден и должен быть выполнен доктором ███ [ДАННЫЕ УДАЛЕНЫ]. Читать полностью…

Эту историю рассказывал брат с друзьями. Было им где-то по 22-23 года, и собрались они большой компанией на отдых «дикарями». Приехали, расположились, выстроили чуть ли не целый палаточный городок: семь палаток, полевая кухня, все дела. Компания шумная, веселая — песни под гитару до самого утра. На третий день (точнее, вечер) отдыха случилось вот что: лучший друг брата Иван отделился от компании, взял с собой гитару, отошел от остальных метров на пятьдесят, сел на камень, на гитаре тренькает — песню сочиняет, вдохновение его посетило. Ванька у нас вообще не парень, а картинка — красы невиданной высокий блондин с очаровательными голубыми глазами, спортсмен, отличник, ни единой вредной привычки: не курит, не пьет, только на Новый год бокал шампанского, и все. Рисует великолепно, стихи, песни пишет, увлекается экстремальными видами спорта — сноуборд, альпинизм, прыжки с парашютом, полеты на параплане… Единственная у Вани проблема по жизни — очень не везет с женским полом. Такой уж у него характер мягкий, я бы даже сказала, нежный. Уже через пару недель встреч девушки из него такое макраме плетут, что с одной стороны, чисто женской — залюбуешься, а с другой, чисто человеческой — Ваньку жалко.

Вот сидит, значит, наш Ваня на камне, под нос себе мурлыкает. Тут обращает внимание, что перед ним стоит кто-то. Голову поднял — девушка стоит симпатичная, в легком белом сарафанчике, голову набок склонила, смотрит на него, улыбается. И не заметил, как подошла, увлекся. Говорит, нравится очень, как ты играешь, можно я рядом посижу, послушаю? Ваня и рад компании. Сам на девушку любуется во все глаза: вся она такая нежная, хрупкая, личико открытое и милое-милое, длинные светлые волосы трогательными кудряшками. Ну просто тургеневская девушка во плоти, эдакий цветочек-василечек. Поговорили они о музыке, о стихах. Ваня наш совсем растаял. Говорит, что хотелось Алену (так девушка представилась) на руки схватить и до самого дома так и нести: «ВСЕ! МОЕ! НИКОМУ НЕ ОТДАМ!». Тут Алена говорит: ноги затекли сидеть, давай погуляем по пляжу, поболтаем еще. Пошли…

Через некоторое время мой брат Костик с другом Толиком пошли загонять безнадежного романтика обратно в стадо. Смотрят — нет его уже на камне, только гитара лежит. Ну, они так и подумали, что Ваня гулять по пляжу пошел, вдохновения набираться. Пошли искать, время от времени окликают друга. Не отзывается. Наверное, ушел далеко. Идут дальше. Дальше пляж каменистый пошел, невысокие скалы впереди. Идут туда. Слышат Ванькин голос. Разговаривает с кем-то, смеется. Рассказывает, как в прошлом году зимой в Карпатах отдыхал, как там здорово на сноуборде кататься. Они ему кричат: «Ваня, ты где?». Тот не отзывается, даже паузы в разговоре не сделал, как будто и не услышал их. А Костик с Толиком понять не могут, где Ванька — голос слышно, а самого не видно. Тут Костик голову вверх поднимает: вот он, наш герой, на скалу карабкается. Да как! Идет, спотыкается, падает, встает, идет дальше, опять спотыкается, опять встает. А падений своих как будто не замечает: у нормального человека после падения естественная реакция — отряхнуться, ушибленное место потереть, а этот как встал, так и прет дальше. И это все какой-то неестественно ломаной походкой, как марионетка. И при этом все говорит-говорит, отвечает на только ему слышимые вопросы, смеется. А рядом с ним нет никого. Парни ему кричат: «Ванька, ты что, спятил? Алё! Ваня! Стой!». А тот ноль внимания. Костик говорит, прямо волосы дыбом встали — поняли, что не видит, не слышит нас, как будто он вообще не здесь находится. Рванули они за ним на скалу. Костик по дороге тоже споткнулся и упал. А Толик успел. Уже на самом краю схватил Ваню и оттащил. Тот сразу же обмяк, смотрит на друзей, как баран на новые ворота: «Вы здесь откуда? А Аленушка где?». Костик с Толиком на него орут: «Какая, нафиг, Аленушка?! И вообще, козел ты, Иванушка! Ты на кой черт на скалу полез? Мы тебе орали, ты чего не отвечал? Ты что здесь чертей ловил, с кем разговаривал?!». А Ваня твердит, мол, ни на какую скалу не лез, с девушкой Аленой по пляжу гулял. Толик ему говорит: а ты глянь, где я тебя перехватить успел. Ваня по сторонам оглядывается, видно, что сам не понимает, как его сюда занесло. Подошел к краю, вниз глянул — поплохело. Высота небольшая, метра четыре, но внизу в воде большие валуны стоят. Если бы свалился, то оглушило б об камни и как пить дать захлебнулся бы, прямо на мелководье. Вот так погулял с девушкой Аленушкой… Читать полностью…